– Может, ты что-то перепутал. Не туда положил, или не вчера.
– С чего вдруг? Я хорошо помню. Из нас двоих путаешь и забываешь ты. Вся в научных поисках.
– Ты сам меня к ним подтолкнул. Сам уговорил и устроил.
– Я хотел, как лучше. Видел – тебе интересно. А теперь больше ничего и не надо. Но я же много и не требую. Складывай мои вещи на место, а лучше вообще их не трогай.
Последние слова он уже чеканил злым, не терпящим возражения голосом.
– Я и не трогаю!
– Трогаешь, перекладываешь, тащишь в рот, а то я не видел. И ни черта не желаешь помнить.
– Да не трогала я твой вейп.
– Если не я и не ты, то кто?!
Гнев в нем питал сам себя, разрастался. Движения резкие. Не глядя швырнул чашку в мойку, хлопнул дверцей под жалобный звон. Шарахнул кулаком по рычагу озонатора, тот тонко заскулил и послушно мигнул фиолетовым всполохом.
– Перестань, Игорь, – прошептала она.
– Перестану, когда ты перестанешь юлить! – рявкнул он. – Специально засунула куда-то или выбросила? Захотелось меня побесить?
На Женьку накатила горькая, невозможная обида. Ведь играет с ним на дурацком корте, жрет идиотский крем-чиз с травами, выполняет эти вечные указания: ешь, гуляй, одень то, сними это, будь в такое-то время там-то. Но он все равно недоволен.
– Да иди ты к черту, параноик!
И Женя кинула в его сторону почти пустой чашкой. Пусть посуда парами идет в расход.
Игорь коротко отмахнулся и в один прыжок оказался рядом. Буквально вынес ее из стула, прижал к холодному окну. Больно и страшно.
– Ты мне тут побросайся, попосылай меня, – яростно прорычал в лицо.
Острая беспомощность, несправедливость захлестывали, превращали мысли в пропитанные отчаянием обрывки. Они закручивались воронкой злости, не давали успокоиться, мыслить здраво. Хотелось бить в ответ еще больнее, безжалостнее.
– А то, что ты мне сделаешь?! Я не твои суицидники, чтобы вести себя так, как ты привык. Как последний мудак!
– Это я мудак?! – взревел любовник.
– Мудак и есть, – выплюнула Женя, сжимаясь от ужаса и облегчения, невозможности сдержаться и вернуть это слово.
И он ударил наотмашь. Щека, шея полыхнули болью. Женя бы упала, если бы жесткий захват не сдавил плечо. Игорь удерживал на месте, не давал даже дернуться.
– Как ты посмела!
Второй рукой он схватил за горло, сжимая, посылая одну волну боли за другой. Злая, режущая синева глаз так близко, так страшно. Женя схватила будто стальную руку, пытаясь освободиться. Не выходит. Ни оттолкнуть, ни сбежать от бешеного взгляда.
– Перестань, – пискнула она, – не надо больше, пожалуйста.
Он зарычал ей куда-то в висок. Соскользнул с шеи, перехватил запястья и завел их назад. Заставил нагнуться к нему ближе, прижаться.
– Больше никогда, слышишь, никогда не смей называть меня такими словами, а то я не отвечаю за то, что случится.
Женя кожей ощущала жгучую, с усилием подавляемую ярость любовника. Сглотнула, не находя правильных слов, но не желая давать обещаний. Ложь сейчас ей не по силам.
– Ты зачем так делаешь, зачем пытаешься меня взбесить? – зашептал он в ухо мокро и жарко, не давая отстраниться. – Я же все для тебя сделаю. Что хочешь, только попроси. Я же люблю тебя, дура.
Все, что она захочет – для нее. И все, что сам захочет – с ней. Любовь такая. Женя мотнула головой, по-прежнему не решаясь возражать, произнести опасные мысли вслух. Уткнулась носом в его плечо. Почти инстинктивно. Так легче. Спокойнее. Можно отвести грозу. Игорь сразу отпустил запястья и нырнул руками под тенниску. Отправился гулять по спине. Разглаживая, надавливая, жадно лаская.
– Моя девочка, почему ты такая, почему с тобой так сложно. Я же знаю, что говорю, а ты…, но все равно.
Она вцепилась в его рубаху, судорожно сжала ткань в кулаки. Пуговичка отскочила в ее уже оголенный живот. Горячие губы гуляли по изгибу шеи, превращали тело в желе. Как и всегда. Невозможно вывернуться, удержаться от искушения. Толчки языка, нежные захваты, укусы и снова толчки. Тысячи светлячков заполняли и уносили сознание от реальности в блаженство. Когда так невесомо, жарко и хорошо, остальное теряет смысл.
Женя гнулась, разворачивалась, терлась о его грудь, вдыхала одуряющий запах одеколона. Похоть легко сжирала обиды, открывала захлопнутые двери.
– Умничка моя, отзывчивая, послушная…
Шептал что-то стыдное, сладкое. Играл пальцем с влажным огнем между ногами, и Женя раздвигала их шире. Срастись бы с этим кайфом, исчезнуть в нем. Пусть сделает, как захочет. Согнет, заглотит, воспользуется. Только бы скорее, сейчас.