Один древний скульптор считал, что произведение искусства уже дремлет в камне, задача творца увидеть его, стесать лишнее и освободить красоту. Сквозь наслоение чужих, грубо слепленных масок, казалось, пробивался образ Жени. Смахни их рукой и увидишь высокие скулы, разлет бровей, нежный овал подбородка.
Воронцов почему-то разозлился. На себя или сразу на вселенную, хрен пойми.
– А что могло выйти? Много новых смертей и разбитые иллюзии.
Она разом потухла и опустила плечи.
– Вижу, Павел, вы сидите, слушаете и видите во мне пафосную дуру. Но вам всего этого не понять. Вы же не жили в мире модельного права? Вы человек космоса.
Ага, обыватель криоснов и виртуальных баров. Прожигатель жизни в стране по имени Наиль. Чем тебе не модельное право? На революцию против созданного собственными руками благополучия Воронцов сроду не решится.
– В ваше время и правда не жил, – выдал он нейтрально.
– Значит, ваш мир другой?
– Не совсем. Ваша история – вполне возможно наше прошлое. Вы же слышали Наиль: тысячелетие назад в нашем мире было «Московское стояние», то, о чем вы рассказали.
– А дальше? Что случилось в следующие годы?
Она жадно поддалась вперед, глаза засияли разноцветным любопытством. Удивительно, насколько сильно человек хочет знать будущее. Даже если точно в него не попадет. Все равно готов отдать десяток собственных лет, лишь бы заглянуть в то, что случится спустя добрую сотню. Глупость ведь вопиющая!
Воронцов хмыкнул:
– Честно? Ничего хорошего. Никакого государства будущего не появилось. Люди продолжили себя убивать под флагом о новом мире. А потом, как это и бывает, гражданская война, уничтожение машин и технологический откат.
– Из ваших уст звучит плохо. Вы, наверное, тоже считаете, что нет смысла, что-либо ломать. Что просто люди во все времена недовольны своей судьбой. Какой вариант не предлагай – он будет плох. Игорь правильно называл человечество стадом, которое тянет к обрыву?
Сравнение с Игорем, как накатившая волна тошноты. И за ней пришла мысль об оставленной экзопланете. Сначала Воронцова достала жизнь на Земле, в потом он осатанел от космического бродяжничества. Вечная неудовлетворённость, голод перемен терзает любые поколения. Но все-таки…
За идеологией процветающего модельного общества стояла власть «вечных» и вседозволенность поколений «интуитивных» управленцев. Все это держалось на тотальном цифровом контроле. Диктат лучшей судьбы, избежать которой ты не имеешь права. Только не древние мойры ее пряли, а искусственный интеллект нанизывал правильно отобранные жемчужины на нити судьбы. Точная мера благополучия для каждого. Еще этот дурацкий эмпатфактор.
Он тряхнул головой, прогоняя мысли, и ободряюще улыбнулся Жени:
– Да ладно, с одного и того же обрыва мы хотя бы не падаем. Находим новый и сходства не замечаем. К модельному праву люди хотя бы не вернулись, и то хорошо. Да и бог с ними, обрывами. Я вот, например, домой лечу. Буду рад там расслабиться, лежать на пузе и ничего не делать. Давай на «ты», и скажи, что нам делать с твоими убийцами, которые делят с тобой одно тело? Как так вообще вышло?
Космос, а может, проклятое мусорное облако будто создало не тело, а носитель историй. Три героя в одной книге, и это их проблема, как они уживаются на страницах. Поубивают друг друга или подружатся.
– Не знаю, как. Мы будто остались рядом, там за границей жизни. А Игорь… он не хотел меня убивать. Любовь у него такая с правом собственности. Он считает, что всегда знает, как для меня лучше.
– Значит, лучше приковать, если собственность не согласна?
Она отвернулась.
– Для него так и есть. Хотел обезопасить меня от глупых поступков. Чтобы не мешалась под ногами, пока он разбирается. Но гибели моей допустить не мог.
– Ты его оправдываешь? Защищаешь?
– Нет, но… просто понимаю. И слышу. Мысли, голоса, то далеко, то ближе. Их можно отодвинуть усилием воли, и вынырнуть самой. А можно утонуть, потеряться. Они хотят говорить, а я молчу. Потому что боюсь.
– Ты же сказала, что можешь вытеснить Марка и Игоря?
Дернула головой, посмотрела прямо и даже зло. Шея под химтканью отчетливо напряглась.
– Мне так кажется. Но чем дольше я здесь, тем труднее себя контролировать. Они оба все ближе и могут слышать меня. А вот ты… Можешь позвать любого.
– Просто позвать?
– Да, думаю, придет тот, кого ты позовешь.
Никак не считать мимику, вызов это или страх.