Но боль в левой руке уже унялась, и нервы натянулись, как новенькие струны гитары. Так что на четвертый раз он выбросил пять и выиграл, а затем начал методично обчищать партнеров.
Он сделал девять удачных бросков, все время получая королевские комбинации – семь раз семерку и два раза по одиннадцать. Рядом с ним уже громоздилась куча фишек на четыре с лишним тысячи долларов. Ни один Большой Гриб еще не покинул поле боя, но некоторые явно занервничали, а двое, тяжело дыша, покрылись испариной. Великий Игрок пока в бой с Джо не вступал, но его глаза, притаившиеся в темных провалах, казалось, с интересом следили за игрой.
Все шло хорошо, и тут дьявольское искушение стало одолевать Джо. Конечно, этой ночью он непобедим. Но если будет и дальше выигрывать и выпотрошит партнеров полностью, то упустит шанс увидеть воочию мастерство Великого Игрока, а как же страстно этого хочется. Кроме того, надо же ответить любезностью на любезность, постаравшись тоже выглядеть джентльменом.
– Беру сорок один доллар без пятака. Ставлю пенни.
На этот раз обошлось без фырканья, и даже на луноподобной физиономии Мистера Костинса не отразилось и тени недовольства.
Но от Джо не укрылось, что Великий Игрок смотрит на него то ли разочарованно, то ли грустно, а может быть, просто задумчиво.
Тут Джо нарочно потерял ход, выкинув «вагончики», две шестерки, зато получил удовольствие лицезреть две прелестные зубастые черепушки, оскалившиеся в улыбке. Кости перешли к Большому Грибу слева.
– Знал, когда фарт кончится, – донесся до Джо чей-то восхищенный шепот.
Игра быстро пошла по кругу. Никто особо не рисковал, и ставки были самые обыкновенные. В воздухе летало: «Ставлю пятерку», «Десятка», «Двадцатка». Джо время от времени делал ставки, выигрывая чуть больше, чем теряя. Когда очередь дошла до Великого Игрока, у Джо было семь тысяч с лишним – вполне годится, чтобы играть по-крупному.
Великий Игрок взял кости и, долго держа их на ладони, задумчиво и хладнокровно разглядывал, неподвижный как статуя. На его лбу, теперь уже почти коричневом, не было ни капельки пота.
– Ставлю две десятки, – процедил он и, дождавшись ответных ставок, слегка встряхнул кубики в кулаке.
Они загремели, будто семечки в подсушенной тыкве. Незнакомец небрежно метнул их. Такого броска Джо еще видеть не приходилось. Кости, не переворачиваясь, перелетели через стол, шлепнулись у бортика, да так и замерли. Семерка.
Джо был сбит с толку. Бросая кости, он говорил себе примерно следующее: «Сейчас тройка вверху, пятерка на север, два с половиной оборота в воздухе, падает на угол шесть-пять-три, затем три четверти оборота вперед и четверть оборота вправо, ударяется о бортик ребром один-два, пол-оборота назад и три четверти влево и двойка наверху». И это только для одной из костей, да и то если не делать особых финтов.
В сравнении с этим техника Великого Игрока была невероятно, ужасающе, на удивление примитивна. Джо запросто смог бы повторить такой бросок, это точно. Простейший вариант, все равно что закидывать выпавший кусок породы обратно в стенку шахты. Но Джо даже не приходило в голову применить такой детский трюк в казино. Это бесконечно упростило бы игру, лишив ее какой бы то ни было красоты. Да он и представить себе не мог, что такой фокус способен пройти! Ведь всегда может возникнуть сомнение, долетели ли кости до бортика. Да и вообще, разве по правилам они не должны откатиться от края, хотя бы совсем чуть-чуть?
Как ни напрягал Джо зоркие глаза, ему не удавалось различить ни малейшего зазора между костями и бортиком. Однако, похоже, это беспокоило только его одного; никто не отреагировал на нарушение, и тощая девица как ни в чем не бывало подхватила кости. А Большие Грибы, сделавшие свои ставки, безропотно расстались с денежками. Ну что ж, если никто не вспоминает о правиле отскока, значит в этом казино его понимают несколько своеобразно. И Джо решил не возникать, потому что за долгие годы общения с Матерью и Женой он накрепко усвоил заповедь: в чужой монастырь со своим уставом не ходи. И вникать в чужой устав тоже не стоит. Лучше помолчать и подождать. Да и вообще не о чем беспокоиться, ведь в этой партии он не поставил ни цента.
Голос Великого Игрока прошелестел, как ветер в кладбищенских кипарисах или марсианский сквозняк:
– Ставлю «сотню».
Это была самая крупная ставка за вечер, аж десять тысяч долларов, но прозвучало так, словно он ставил нечто еще большее. Внезапно в Зале Костей все притихло. Примолкли джазовые трубы, возгласы крупье превратились в шепот, ослабло шлепанье карт, и даже шарики рулетки старались не греметь, проваливаясь в лунки.