– Это не твоя забота, отец. Твои деньги теперь в безопасности, за что следует поблагодарить Филипа Вандердекена.
– Да, конечно, но раз уж он станет жить здесь, надо узнать, много ли он ест и сколько мне заплатит. Думаю, надо запросить побольше, он ведь богач.
Губы Амины искривила презрительная улыбка, но девушка промолчала.
– Где же он прячет свои деньги? Говоришь, он уйдет в море, едва отыщется нужный корабль? Кому тогда поручат следить за его деньгами?
– Следить за ними буду я, отец, – коротко ответила Амина.
– Ну да, мы с тобою проследим… А корабль может утонуть…
– Нет, мы следить не будем, отец. Тебя это не касается. Присматривай за своими деньгами.
Амина расставила серебряную утварь по полкам, заперла дверцы и забрала ключи с собой, когда пошла готовить завтрак, а коротышка-врач остался разглядывать сверкающую металлическую посуду за стеклом. Он смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляд, не в состоянии наложить руку. То и дело с его губ срывалось: «Серебро! Серебро!»
Филип спустился вниз и, проходя мимо комнаты по пути на кухню, заметил минхеера Путса возле буфетов. Юноша переступил порог – и не мог не восхититься чудесной переменой. Он догадывался, кто и зачем это сделал, и сердце его преисполнилось признательности. Тут вошла Амина с завтраком; взгляды молодых людей говорили больше, чем могли бы сказать слова. Филип сел за еду, менее опечаленный и озабоченный, чем раньше.
– Минхеер Путс, – начал юноша, когда позавтракал, – хочу оставить вас во владении моим домой. Надеюсь, вам тут будет удобно. Все те мелочи, какие необходимо обсудить, я обговорю с вашей дочерью перед убытием.
– Значит, минхеер Филип, вы покидаете нас и отправляетесь в море? Повидать другие страны куда приятнее, чем сидеть дома. Когда вы отбываете?
– Сегодня вечером я отправлюсь в Амстердам, – сказал Филип, – чтобы подыскать нужный корабль, но, думаю, еще вернусь до отплытия.
– Ага, вернетесь. Ну да, надо же позаботиться о ваших деньгах и всем остальном. Не забудьте пересчитать деньги. Мы за ними присмотрим. Кстати, где ваши деньги, минхеер Вандердекен?
– Это я расскажу вашей дочери перед уходом, минхеер Путс. Ожидайте меня обратно через три недели – это крайний срок.
– Отец, – вмешалась Амина, – тебе нужно проведать сына бургомистра. Пора идти.
– Да-да, дитя… Всему свое время, кхе-кхе… Но сперва мы пообщаемся с нашим драгоценным минхеером Филипом, он многое должен мне рассказать, прежде чем покинет нас.
Филип не мог не улыбнуться, припомнив обстоятельства первой своей встречи с минхеером Путсом в этом доме. Впрочем, другие, печальные воспоминания тут же заставили его нахмуриться.
Амина, которая как будто с легкостью читала мысли обоих мужчин, принесла отцовскую шляпу и проводила родителя до двери. Минхеер Путс, явно вопреки собственному желанию, но не осмеливаясь спорить с дочерью, вынужден был удалиться.
– Так быстро, Филип? – спросила Амина, вернувшись в комнату.
– Увы, Амина, дело зовет. Но, как и говорил, я вернусь перед отплытием. На всякий случай я все расскажу заранее. Дайте мне ключи.
Филип открыл створки внизу буфета и поднял крышку железного сундука.
– Вот мои деньги, Амина. Думаю, нет нужды их пересчитывать, как хотел ваш отец. Сами видите, я не преувеличивал, когда говорил, что у меня тысячи гульденов. Сейчас они мне ни к чему, ибо сначала я должен овладеть ремеслом. Когда же вернусь, они позволят мне приобрести корабль. Хотя… кто ведает, что ему написано на роду…
– А если не вернетесь? – тихо спросила Амина.
– Тогда эти деньги – ваши, как и все, что в доме, и сам дом.
– У вас же есть родичи?
– Всего один, и он богат. Это мой дядя, который отчасти помогал нам справляться с невзгодами. Своими детьми он не обзавелся. Амина, на всем белом свете есть лишь один человек, к которому стремится мое сердце, и это вы. Прошу, воспринимайте меня как брата, а я всегда буду вас любить как дражайшую сестру.
Амина промолчала. Филип взял немного денег из открытого мешочка, на расходы в дороге, потом запер сундук, буфет и протянул ключи Амине. Он хотел было что-то сказать девушке, но тут в дверь дома коротко постучали и вошел священник, отец Сейзен.
– Благослови тебя Господь, сын мой, и тебя, дитя мое. Мы с тобою прежде не встречались, но ты, как я понимаю, дочь минхеера Путса?
Амина утвердительно кивнула.
– Вижу, Филип, что комната наконец открыта. Я слышал обо всем, что случилось. Позволь мне поговорить с тобою наедине, сын мой, а тебя, дева, я попрошу на время нас оставить.
Амина вышла из комнаты, а священник, усевшись на кушетку, поманил Филипа к себе. Разговор у них вышел длинный, и пересказывать его здесь нет необходимости. Священник расспрашивал Филипа о семейной тайне, но не смог удовлетворить свое законное любопытство. Филип поведал ему ровно то же самое, что сказал Амине, но не более того. Юноша также сообщил, что уходит в море и что, если ему не суждено вернуться, все его имущество – какое именно, он уточнять не стал – перейдет врачу и его дочери.