21
Прощаясь, мы пообещали друг другу встретиться как можно скорее. Мы, конечно, не знали о том, что за поворотом, но я сказал Вите, что буду ждать её там же, что бы ни случилось.
После этого мы разошлись. Я отправился в свою нору, но если в последнее время я был кротом, то сегодня я ощутил, как чувства снова хлынули в моё тело и наполнили его как безмятежной, детской радостью, так и горем и роковым страданием. Ещё только подходя к своему жалкому жилищу, я ощутил, как боль начала жадно вонзать свои зубы в мою мягкую плоть. Горечь утраты вливалась в меня, словно в опустошённый бокал. Когда же я зашёл в каюту, осознание горя, сковывавшего меня цепями прошлого, явилось ко мне во всепоглощающе голом виде. Вита вернула меня к жизни, но вместе со способностью радоваться явилась также и необходимость страдать. Взгляд Либера, сочившийся из глубоких ран произошедшего, пронзал мою душу, словно острыми кинжалами, заточенными до предельной остроты самой сутью существования. Словно поражённый проказой, улёгся я в колыбель на время исцеляющего душу Сна, который пядь за пядью отнял у меня способность мыслить, а вместе с тем и страдать.
22
Блуждания во тьме измотали моё тело и изрезали его, теперь на нём почти не оставалось нежных просветов. Всё покрыли собой многочисленные раны, словно трофеи и символы, ведавшие о тяготах, с которыми мне пришлось столкнуться. Но не все раны могли быть превращены мною в шрамы. Некоторые из них оказывались настолько глубокими, что продолжали без конца пускать и высасывать из меня красную, красную кровь. Каждая из ран была тем бездонным колодцем, ступив в который, ты оказывался потерянным в пучинах тоски и лишался всяких надежд на выживание. Стремление выжить – вот как звался тот кровожадный господин минуты, который заставлял меня волочить уставшее тело вдоль тёмного коридора. Коридор был длиннее чего бы то ни было, с чем я мог столкнуться, и всё же оставался так мал… Прохождение через него поглотило бы всё доступное мне время, но в итоге составило бы всего-навсего жалкий миг, пролетевший незаметно. Путь длинился, укорачиваясь, не подавая мне ни единого намёка на то, каким в конце концов будет его протяжённость. Не успев начаться, он уже сулил прерваться. Но я был не единственным, кто подпадал под власть пути, всё живое сковано его нерушимыми цепями. Начало всегда таит в себе и конец. Любая жизнь, развиваясь и расцветая, погибает, тухнет и блекнет. Но весь путь, включая в себя начало и конец, оставался и навсегда останется покрытой мраком тайной. Любые просветы во время пути – лишь химеры, готовые покинуть тебя в любой момент. Мне казалось невозможным, что Либер мог покинуть меня, и до сих пор кажется, вернее, я бы хотел, чтобы мне так казалось…
Свет потух, и коридор вновь заполнила тьма. Единственное, что осталось, единственное, что не покидало меня никогда, единственное, что ощущалось везде, то чувство, которого не нужно было ждать и жаждать, оно всегда приходило само, . Не существует ничего более реального, чем страх! Страх – это самый верный друг, заменяющий друзей умерших. Но страх всегда только предвестник ещё более страшных вещей, а за всеми самыми страшными вещами кроется смерть. Страх – это предвестник смерти. Реальность – это страх смерти. Трус всякий, кто бежит от правды!