И тот день не предвещал беды. Приехал я на рынок к десяти, открыл ларек, протер тряпкой слепые мониторы, уселся в свое родное, продавленное и прожженное, кресло и начал изображать утомленного жизнью частного предпринимателя.
Первым клиентом в четверть одиннадцатого заявился Бориска Дрын.
Дрын ― это не погоняло, а фамилия. Погоняло как раз ― Бориска. Вообще имя у него Иван, а почему его так другие искатели прозвали, судить не берусь, не знаю. Но закрепилось это сочетание намертво: Бориска Дрын.
Поздоровался он вежливо и, вроде, от него даже не пахло. Значит, последний раз в «Стекляшку» он наведывался минимум двое суток назад. К походу готовится? Вроде, не собирался. Послушаем, что скажет.
― Слышь, земеля, ― сказал Бориска, ― тут такое дело. Консультация нужна.
Глазки у него при этом бегали, что мне сразу не понравилось.
― По какому вопросу? ― с безразличием в голосе спросил я. ― Софт? Железо?
― Антрацит.
Я аж привстал.
― Ты чего ко мне приперся, придурок? ― зашипел я на Бориску. ― Знаешь же, что антрацитом не занимаюсь. Топай давай в «Искру».
Про себя подумал: эге, где ж это Дрын сумел антрацитом разжиться? Он ведь из искателей низшего разряда, в Институте токарем работал. Дальше двух километров за Вал не ходит ― боится. И правильно боится. Только что в двухкилометровой зоне найти можно? Вату? Да, там полно ваты. Синий жемчуг? Да, иногда попадается. Янтарную окрошку? Большая редкость. Но чтобы антрацит ― никогда!
Интересное дело. Похоже, Дрын пустился в тяжкие ― обобрал коллегу-искателя. Тогда недолго ему осталось. Найдут вскорости тушку с простреленной глупой башкой.
Что характерно, мне его совсем не жалко. Если таких тупарей-алкоголиков поменьше в стране будет, всем станет легче дышать.
― В «Искру» не могу, ― застрадал Бориска. ― Там меня не знают. Откажут. Или кинут.
Я снова угнездился в кресле и спросил с ленцой:
― А знаете ли вы, товарищ Дрын, что оборот фрагментов так называемого черного тела находится в ведении госструктур? А знаете ли вы, что нарушение правил разработки недр Тунгусского Кратера влечет собой наказание в виде лишения свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества, согласно статье сто шестьдесят семь, пункт три, Уголовного кодекса РСФСР?
Бориска помялся, но не ушел.
― Мне ведь только экспертизу, ― продолжил он давить на слезу. ― Чтоб не кинули…
Эх, говорила мне мама, не связывайся с «черным золотом»! Но поскольку других клиентов не было, а по рынку бродили сонные старушки, я решился:
― Хорошо, давай посмотрю. Но деньги вперед!
― Сколько?
― Сотня зелеными.
Бориска аж заскрипел.
― Маней нет… сейчас, ― признался он.
― В долг экспертизу не проводим, ― отрезал я.
Бориска постоял с минуту в нерешительности, глазки у него продолжали бегать.
― Натурой расплачусь, земеля!
Я хмыкнул:
― Больно нужна мне твоя натура!
― Отдам антрацит.
Ни хрена себе! Значит, у этого придурка где-то припрятан запас. Играешь с огнем, искатель!
― Давай посмотрю, ― согласился я.
Любопытство меня когда-нибудь погубит.
Бориска полез в карман своей задрипанной куртки, извлек черный блестящий обломок, размерами и формой напоминающий кленовый лист, с острыми зазубренными краями. Складывалось такое впечатление, будто бы черное тело откуда-то отколупывали, пользуясь при этом не самым подходящим инструментом.
Я вышел из ларька, огляделся вокруг внимательно, никого и ничего подозрительного не заметил, принял обломок и вернулся внутрь.
― Иди, погуляй полчасика, ― сказал я Бориске. ― Потом приходи за ответом.
После чего заперся изнутри, задернул шторку на окошке и выставил табличку «Закрыто! Не стучать!».
Опытные искатели, бывшие лаборанты или научные работники Института, умеют определять чистоту черного тела без посторонней помощи, не бином Ньютона в конце концов, но для таких кадров, как Бориска Дрын, это, конечно, великая наука.
Я снял с боковой полки один из мониторов и поставил его на лежащий на дощатом полу старый системный блок. Освободив таким образом оперативный простор, вытащил из сейфа сложенную простыню диаграммы масса-твердость, толстенный справочник по артефактам с грифом «Для служебного пользования», который прикарманил еще будучи аспирантом-целевиком, и программируемый калькулятор БЗ-21. Из ящика стола достал малый джентльменский набор эксперта: медицинские весы с набором гирек, импортный фонарик с регулировкой яркости, профессиональный фотоэкспонометр, спортивный секундомер, блокнот и авторучку. Разложил всё это богатство на освобожденной полке и приступил к работе.
Сначала я ощупал обломок. Убедился, что он греет руку, как и полагается настоящему черному телу. Значит, не подделка.
Взвесил обломок на весах. Он вытянул на двести граммов. Я занес результат в блокнот. Потом закрепил фотоэкспонометр и, меняя яркость направленного на него фонарика, записал показания. В результате получилась достаточно точная тарировочная кривая прибора. Разместил перед приемной головкой фотоэкспонометра обломок и снова включил фонарик. Меняя яркость, отследил изменение коэффициента поглощения. Занес результаты измерений в блокнот.
Теперь самое важное. Поставил фонарик на максимальную яркость и запустил секундомер. Когда стрелка фотоэкспонометра качнулась, нажал кнопку и посмотрел на циферблат. И присвистнул от удивления.
Схватил справочник, чтобы проверить самого себя. Нет, всё правильно! Память не подвела. Согласуясь с тарировкой, пересчитал коэффициенты поглощения, отложил точки на графике, соединил и обнаружил прямую линию. Вот так да!
Дело в том, что свет проходит через черное тело с заметной задержкой ― от трех с половиной до пяти секунд. Более «чистыми» и, соответственно, более ценными считаются те обломки, которые задерживают свет на большее время. Казалось бы, должно быть наоборот, но это вам не банальное стекло ― это монолитная структура, которая вообще не имеет аналогов в нашей части Вселенной, а потому обладает совершенно фантастическими свойствами. И правильно, что наше… хм-м-м… государство взяло добычу черного тела под контроль, приравняв к золоту. Ибо в Кратере много загадочных артефактов, но черное тело ― самое загадочное из них.
Так вот, обломок, который передал мне на «экспертизу» Бориска Дрын, пропускал свет с задержкой в семь секунд. В первый момент я решил, что врет секундомер. Но кривая поглощения, которая под моей рукой превратилась в прямую, свидетельствовала в пользу невероятной гипотезы: бывший токарь обнаружил настоящий Клондайк!
Пару минут я сидел в полной тишине, переваривая неожиданное открытие. Потом вскочил, побросал приборы в сейф, закрыл его на ключ, а обломок завернул в упаковочную бумагу и сунул в карман брюк. Вышел из ларька. Дрын терся неподалеку и сразу засеменил ко мне с надеждой в смурном взоре. Времени рассусоливать у меня не было, поэтому я сказал прямо:
― Значит, так, Бориска, это антрацит, без вопросов. Мне нужно кое-куда съездить и дополнительно проконсультироваться. Если мое предположение подтвердится, я беру всю партию. И этот фрагмент тоже оплачу. Сколько там у тебя?
― Четыре килограмма, ― признался Дрын, ошалевший от свалившегося на него счастья.
― О’кей, ― кивнул я. ― По рукам. Никому ничего о сделке не говори. Вали пока домой. Встретимся в два часа у «Стекляшки». И не боись, оплачу по высшей ставке. И премию сверху накину ― чтоб выпил за мое здоровье. Слово, ты знаешь, я умею держать.
― Ага, ага, ― Дрын облизнулся в предвкушении. ― Ты, Андрюха, да, молодец, не замечен на кидалове.
Сейчас Бориска был больше всего похож на мой программируемый калькулятор ― такой же сосредоточенный в подсчетах потенциальной выручки. Считай, считай. Толку-то? При умеренной образе жизни ему этих денег хватило бы на три года жизни без походов в Кратер, однако умеренность не входит в число достоинств бывшего токаря.
Больше с ним толковать было не о чем, я закрыл ларек и быстрым шагом направился к своей «девятке». Машина завелась с полуоборота, что не могло не радовать, ― последнее время зажигание барахлит и карбюратор выпендривается. Я выехал с рынка на единственную приличную улицу в городе ― улицу Ленина ― и погнал в Институт, чертыхаясь на колдобинах.