Шахмагонов был меня на два года младше и, хотя учился на том же факультете Красноярского университета, что и я, предпочел пойти не по науке, а по партийной линии. Он не стал заканчивать аспирантуру, сдавать минимумы и защищать кандидатскую, а сразу попер в комсомольские работники. И вот теперь он заместитель секретаря, а я ― простой советский кооператор. Впрочем, я ему не завидую ― у них там, в организации, свои заморочки имеют место быть.
― Андрей? Рад тебя видеть, ― Шахмагонов привстал и с улыбочкой мне поклонился; был он круглый, розовый и довольный жизнью. ― Я как раз о тебе вспоминал. Так что богатым будешь, вот так. Кстати, о богатстве. Мы тут собираемся сетку в нашем корпусе провести. Чтобы, как говорит Михал Сергеич, углубить и расширить, а затем прийти к консенсусу, вот так. Думаем, у кого разместить заказ. Но выбор большой. Конкуренция ― двигатель рыночной экономики, как ты знаешь, вот так. Если хочешь получить заказ, придется тебе постараться и убедить нас, что ты лучший из возможных кандидатов.
― Обсудим, ― кивнул я. ― Но сегодня по другому делу.
С Шахмагоновым играть в игры не стоило, поэтому я сразу извлек обломок и показал ему.
― Антрацит? ― удивился Эдуард. ― Откуда у тебя? Ты ж, вроде, не замечен?
― Это лучше, чем антрацит, ― сказал я. ― Это сверхчистое тело.
С полминуты Шахмагонов соображал, потешно наморщив лоб. Потом его радушная улыбка поблекла, и он спросил:
― Ошибки быть не может?
― Нет никакой ошибки. Чуешь, чем пахнет?
― Ой-ей, чем пахнет, Андрей. Ой-ей, чем пахнет!
Он вскочил и пробежался по кабинету.
― Это же… ― он застыл, а потом резко повернулся на каблуках, нависнув надо мной. ― Ты можешь мне это оставить?
― Могу, если дашь гарантии.
Шахмагонов обежал стол и вернулся в кресло.
― Слушаю, ― сказал он, положив свои пухлые ручки перед собой.
― Я открыл сверхчистое тело. Я хочу иметь постоянную долю.
― Ренту? Понятно. Кто будет добывать?
― Думаю, найдутся желающие.
― Согласен. Процент?
― Пятьдесят.
― Много. Даю пятнадцать.
― Тридцать.
Шахмагонов замотал головой:
― Ты не понимаешь, Андрей. Это не предмет для торга. Я даю тебе пятнадцать, потому что не могу дать больше. Серьезные люди меня спросят: при чем тут кооператор Тяглов? Что я им отвечу? Он мой друг? Пятнадцать ― максимум. Именно потому что друг.
Тут пришла очередь заскрипеть мне. Но выбирать особо не приходилось, а потому я сказал:
― Согласен.
Шахмагонов перешел к конкретике:
― Этот фрагмент забираю на экспертизу. Сколько еще антрацита на руках?
― Четыре килограмма. Но есть жила. Я в этом уверен. Труды Гильзина по Оси помнишь?
Шахмагонов аж зажмурился, как кот, унюхавший сметану. И снова одарил меня белозубой улыбкой:
― Вперед и с песней, Андрей! Добудь мне жилу!
Я ушел от него в приподнятом настроении. На самом деле я хотел двадцать процентов, но и пятнадцать ― тоже неплохо. Можно будет забыть и о точке на рынке, и о компьютерах, и о товарище Афганце. Навсегда забыть. Сверхчистое черное тело из Оси ― это шанс. Реальный шанс обрести свободу. И компетентные товарищи ведь не подкопаются. Ибо сверхчистого черного тела в природе не бывает, мне так доктор Сибирцев объяснил.
Я подъехал к «Стекляшке» в без пяти минут два. Ожидал, что Бориска Дрын там уже трется в нетерпении и предвкушении. Однако, к удивлению своему, среди тусующихся возле магазина алкашей бывшего токаря не увидел.
«Стекляшка» ― это вообще-то овощной магазин. А называется так, потому что это единственный магазин в Ванаваре со стеклянной витриной. С учетом нашего гнилого климата здесь лучше ставить глухие здания с ма-а-а-аленькими оконцами. В овощном магазине, конечно же, спиртные напитки не продаются и талоны на них не отовариваются. Однако все местные любители знают секрет. Достаточно войти в «Стекляшку», протянуть продавщице Маше червонец и сказать: «Вот деньги. Хочу товар!», ― вы тут же получаете «товар», то бишь пол-литра прозрачного, как слеза, самогона, который гонят на Заимке. Говорят, в столицах, в Москве и Питере, снабжением населения алкоголем занимаются таксисты, однако у нас всё проще и надежнее, не в столицах живем.
Я выбрался из машины и приблизился к алкашам:
― Здорово, мужики! Как настроение? Бориску кто-нибудь видел?
― Видели, ― отозвались мужики. ― Он нас сегодня угощает.
Я почувствовал себя так, будто у меня одним точным ударом вышибли землю из-под ног.
― Как угощает? У него ж денег не было…
― В долг взял у Машки. Говорит, Андрюха приедет ― расплатится. Так что давай Андрюха ― плати!
― Блин! И где теперь этот урод?
― Успели выпить по двести, а тут пацаны от Хозы прикатили. Сказали, разговор есть, и увезли.
Сердце у меня оборвалось. Если Хоза узнает, что я решил в антрацитовый бизнес влезть без вазелина, тут мне и каюк. Найдут к вечеру тушку с простреленной глупой башкой. Вот тебе и свобода!
Решение созрело быстро. Я бегом припустил к машине.
― Э, Андрюха, а платить?
― Пошли к черту! ― огрызнулся я.
В это время дня Афганца можно было найти только в одном месте ― в «Миссисипи», что на Привокзальной. В первом кооперативном ресторане города. Хотя какой там ресторан ― одно название! Просто дощатый сарай, внутреннее убранство которого отличается от какой-нибудь пельменной разве что наличием стульев да рыболовной сетью, развешанной доморощенным дизайнером по стенам в качестве главного интерьерного украшения. Однако цены в ресторане кусались. Еще как кусались!
Афганец сидел с двумя своими бандитами на самом удобном месте ― у дальней от окна стены и лицом к входной двери. Потягивал разливное пиво. Завидев меня, он махнул рукой приглашающе. Я подошел.
― Привет, академик, ― сказал Афганец. ― Как идет бизнес?
― Плохо идет, ― я сел на свободный стул и отер пот с разгоряченного лба.
Обычно неподвижное лицо Афганца дрогнуло:
― Что за тема?
― Мне удалось найти уникальный артефакт, ― сообщил я, собравшись с духом. ― Точнее, не мне. Один из моих клиентов, искатель Бориска, нашел. Но Бориску забрали люди Хозы.
― Вот падла! ― немедленно возбудился один из бандитов.
― Тихо! ― осадил его Афганец. ― Отсюда поподробнее, академик. Что за вещь?
― Антрацит.
Глаза Афганца превратились в щелки.
― Это бизнес Хозы, ― процедил он. ― Зачем ты полез в его бизнес? Приключений на задницу ищешь?
― В том-то и дело, что это не совсем антрацит, ― сказал я, стараясь говорить и выглядеть спокойно. ― Это новый артефакт. Только очень похожий на антрацит. Тебе любой ментовский эксперт скажет, что это не антрацит. У него другие характеристики. Извини, Николай, но ты хоть понимаешь, что это означает? Это означает, что на рынке появился новый артефакт, а Хоза тут же пытается прибрать его к рукам. А Бориска, между прочим, ― мой клиент, а не «Искры».
― Да, это серьезно, ― согласился Афганец, поразмыслив. ― Нехорошо поступил Хоза, неправильно. Не по-братски. Надо разбор устроить. Но если врешь, академик, я тебя лично прищучу! Кровью умоешься!
― Да я всё понимаю, Николай, ― мне без труда удалось изобразить искренность. ― Не враг же я самому себе. Но обидно, блин, когда реальные бабки уводят.
― Поехали в «Искру», ― подытожил Афганец. ― Сейчас только пару звонков сделаю.
Он поднялся, шагнул за ресторанную стойку, взял, не спрашивая разрешения, телефон и принялся накручивать диск. Никто и пикнуть не посмел ― ибо «Миссисипи» крышевал тоже Афганец. Бандиты заулыбались, почесывая кулачищи.
Наконец собрались и поехали. Афганец сел за руль своего полноприводного «японца», а я пристроился в кильватер. На перекрестке между Ленина и Октябрьской Афганец притормозил, и к нему в машину запрыгнули еще трое. Как они там только размещают свои увесистые туши?
Штаб-квартира Хозы находилась на окраине, в двух шагах от Заимки. Хоза оккупировал целое здание, хотя и достаточно скромное на первый взгляд ― серый двухэтажный корпус, в котором располагалась городская санэпидстанция. Потом контора переехала ближе к центру, и здание поставили в план по сносу, но Хоза подмазал кого надо и после косметического ремонта открыл в нем офис (так и называл его по-модному ― «офис») кооператива «Искра». Торговал кооператив всяким барахлом: вареной джинсой и пуховиками китайского производства, но на самом деле эта торговля служила лишь прикрытием теневой деятельности авторитета по кличке Хоза, одного из самых матерых рецидивистов Ванавары. С Афганцем у Хозы были сложные отношения. Хоза, конечно, понимал, что город целиком подмять под себя вряд ли получится ― всегда найдется ушлый пацанчик, который станет претендовать на свой кусок праздничного пирога, да и менты за уголовным авторитетом следили зорко, ― но аппетиты росли не по дням, а по часам. И Хоза уже не раз и не два вторгался на территорию, которую Афганец по праву первооткрывателя считал своей. Афганец отвечал взаимностью, подбирая всё, что плохо лежит. Раньше или позже это должно было закончиться войной за передел сфер влияния, однако уникальная способность Афганца договариваться даже с врагами позволяла криминальному миру Ванавары балансировать в состоянии не слишком устойчивого, но всё же равновесия.