Он заметил природных духов Этеры, весело катавшихся на волнах. Для них это было сродни пиру: они питались силой волн. Глаза обычного человека не увидели бы сейчас ничего, кроме странного поведения некоторых волн, гребни которых не пенились и не расплескивали брызги. На языке паравианцев эти духи назывались ийятами, то есть проказниками, ибо их отличала неуемная страсть к разного рода озорству.
Щека Дакара кровоточила, челюсть болела до сих пор, но он скривил губы в зловещей улыбке. Для большей убедительности он застонал, затем перевернулся на спину и подложил руки под голову. Не открывая глаз (пусть думают, что он только-только приходит в себя), Безумный Пророк творил магическое действо, собирая в пучок силу морских волн. Нарочито неловко, будто мальчишка-послушник, он позволил этой силе проникнуть в круг его жизненного свечения. Его оплошность была почти незаметной и вроде бы безобидной. Но Дакар прекрасно знал из собственного опыта: даже маленькая оплошность в обращении с магической силой становилась лакомой приманкой для ненасытных ийятов.
В прошлом, когда Дакар только начинал учиться у Асандира, его небрежное отношение к урокам часто привлекало ийятов, и тогда жизнь оборачивалась кромешным адом. Как бы учитель ни взывал к его благоразумию, сколько бы ни наказывал, Дакар был неисправим. Ийяты и по сей день липли к нему, как железо к магниту.
Вокруг него задрожал воздух. Ийяты почуяли Дакара, заглотнули его наживку. Белые барашки вновь обрели привычные брызги; шаловливые духи оставили катание на волнах и устремились за новым лакомством. Никогда еще Дакар не радовался пощипыванию и покалыванию в теле — верным признакам того, что ийяты присосались к его жизненному свечению. Новость мгновенно распространялась среди невидимых шалунов; за каждым тянулась ватага друзей. Магических знаний Дакара хватало, чтобы точно рассчитать, когда ийяты насытятся и их, словно детишек, потянет играть и бедокурить. Чувствуя приближение этой минуты, он встал и сделал несколько неуверенных шагов. Надсмотрщик моментально это заметил.
Безумный Пророк смиренно позволил загнать себя пинками и древками копий в гущу работающих узников. Ни насмешки, ни проклятия уже не задевали его. Пока он лежал на берегу и приманивал ийятов, узники разгрузили телеги и теперь, сопя и кряхтя от натуги, поднимали тяжелые каменные плиты, затыкая ими бреши в стене. Пахло морской солью, мокрой шерстью и потом. Скрипели веревки и колеса лебедок, камень глухо ударял о камень. Будучи зажат со всех сторон разгоряченными, дрожащими от непомерного напряжения телами, добросовестно разыгрывая усердие, Дакар облизал с губ запекшуюся кровь и перекрыл ийятам доступ в свое жизненное пространство.
Проказники опутывали его невидимыми нитями; они колотили, кусали, щипали Дакара и дергали его за волосы, выказывай недовольство. Безумный Пророк не поддавался. Ийяты не особо переживали: ведь вокруг было столько возможностей для новых забав и проказ. Безобидный и не слишком, балаган продолжался.
В считаные минуты починка стены превратилась в хаос. Оттуда вдруг посыпались камешки, гулко ударяя по шлемам караульных и головам узников. Веревки, рукоятки лебедок, а главное — тяжеленные глыбы остались без присмотра. Их тут же перекосило и начало раскачивать на ветру. Наверное, эти камни тоже ощущали себя узниками и предпочитали гибель рабству в нишах стен. Сорвавшись с веревок, они падали и раскалывались на куски, заставляя стены сотрясаться. Веером взлетали гранитные осколки, не щадя человеческую плоть. Сотрясения пробудили и другие камни, уже искалеченные бурями и льдом. И им захотелось — пусть на краткий миг — почувствовать себя свободными. Они со скрежетом ворочались в своих нишах, отрывались от более покорных собратьев и неслись вниз, в пенный саван волн.
Невесть откуда возник водяной смерч. Шипя и извиваясь, он пронесся в воздухе и ударил в то место, где стояли запряженные волами телеги. Передняя пара волов с фырканьем подалась назад. Всей своей массой они стронули с места тяжелую телегу, и та с силой ударилась задом в груду каменных глыб. В столкновении дерева с камнем всегда побеждает камень. Остов телеги успел издать предсмертный скрип и развалился. Другая повозка угодила двумя колесами в трещину на краю мостовой. Обе колесные чеки раздробило, и обрадованные ступицы сорвались с опостылевших осей.
В нескольких ярдах от этого места трое вечно сонных возниц стали жертвами заостренных палок, которыми они погоняли волов.
— Эт милосердный, пощади нас! — взмолился начальник караула.
Он не успел отскочить, и высокая волна окатила его с головы до ног. Побагровев от ярости и не менее яростно отфыркиваясь, начальник караула был готов крушить все без разбора. Но вместо этого он подпрыгивал то на одной, то на другой ноге.
— Ийяты! Их здесь целые полчища!
Начальник караула бешено колотил древком копья по сапогам, тщетно пытаясь выбить невидимых проказников.
Караульные с исцарапанными в кровь лицами пытались хоть как-то заслониться от града камешков, лупивших по ним отовсюду. Пока очумелые возницы сдерживали волов, каждый из которых порывался сбросить ярмо, ийяты завладели поводьями и с ликованием развязывали узлы на упряжи. Поводья тоже пошли в дело. Кожаными змеями они обвили караульным ноги. К воловьему реву, лязгу кандалов, крику узников и погонщиков добавилась забористая солдатская ругань. Выхватив ножи и кинжалы, караульные кромсали взбесившиеся поводья. Но куски ремней, точно червяки, снова ползли у них по ногам.
— Стройте узников и срочно уводите их отсюда! — приказал начальник караула.
Криками, пинками и зуботычинами узников собрали вместе. В это время целый участок прибрежной стены зашевелился и начал раскачиваться. В воду и на берег полетели увесистые камни, будто кто-то стрелял из гигантской невидимой рогатки.
— Всем в караульное помещение! — закричал начальник караула. — Скорее! Талисманы отпугнут эту нечисть!
Уворачиваясь (насколько позволяли кандалы) от пролетающих камней, Безумный Пророк лишь усмехался в свою рыжую всклокоченную бороду. Если латунные побрякушки, в изобилии развешанные вокруг караульного помещения, когда-то и имели ограждающую силу, она давно иссякла. Возможно, ее еще хватало, чтобы отогнать одного-двух ийятов, но никак не полчища разбушевавшихся проказников. Вопреки предрассудкам, производимый талисманами звук никак не действовал на ийятов, и те беспрепятственно могли продолжать свои потехи, присосавшись к узникам, караульным и возницам. Дакар знал это по собственному горькому опыту: испробовав его опьяняющей силы, ийяты брали след не хуже гончих псов и могли еще много дней тащиться за ним по пятам.
Главный виновник случившегося прижал подбородком воротник своей тюремной одежды, не позволяя малышу ийяту превратить его в ошейник-удавку. Вместе с остальными узниками Дакар ковылял рядом с искореженными повозками. Он вдыхал аромат дымящихся навозных куч, исправно оставляемых перепуганными волами. Кандалы все так же впивались в лодыжки, но Безумный Пророк чувствовал себя на удивление бодрым и даже развеселился. Куда приятнее и безопаснее сидеть в карцере, распевая похабные песенки, чем корячиться на безумной работе, поминутно рискуя превратиться в рыбий корм. Пусть за желанное безделье пришлось дорого заплатить, ийяты все же были меньшим злом, чем каменные глыбы.
Спустя четыре дня после этого события Медлир состязался в стрельбе из лука. Его соперником был помощник командира джелотских лучников. Дело происходило на дворе для состязаний, где стояли мишени. Выпустив свои стрелы, Медлир теперь обходил мишени, подсчитывая, сколько раз попал в цель.
— Эй, менестрель! — окликнули его.
Медлир обернулся. У калитки стоял один из тюремных караульных.
— Слыхал новость? Толстяка-то выпустили раньше срока. Ну да, того самого, что ехал с вами. Говорили, твоему учителю еще придется играть у нашего правителя, чтобы вам разрешили уехать из Джелота.