Элайра содрогнулась.
Все ее мысли, все страхи отступили под напором удивительной гармонии, передававшейся через камень. Вместе с Кругом Старших Элайра закружилась, ослепленная и оглушенная аквамариновыми всполохами, повторяющими ритм какой-то мелодии. Благодаря Скириону ее слышали и здесь, в развалинах Этира, среди дюн и зарослей осоки. Вся искрящаяся, пронизанная чистой радостью музыка целовала землю, олицетворяя собой союз желания и совершенного отклика на него.
Элайру наравне с колдуньями Круга Старших охватил бездумный восторг; и ей, и им отчетливо слышались звуки ожившей паравианской мистерии.
Одна лишь Морриэль не утратила самообладания.
— Эт милосердный, где источник? Что вы развесили уши? Не может быть, чтобы такой знак был напрасным. Ищите!
Конечно, Скирион был далеко не равнозначен Путеводному Камню, исчезнувшему в хаосе бунта против верховных королей. Аквамариновый шар не мог исполнять несколько разных повелений, не смешивая их воедино. Колдуньи принялись спешно перестраивать направленность Скириона, связывая его холодную силу с биением шестой ветви. Им удалось найти источник. Вместе с Морриэль и остальными Элайра увидела разрушенные стены каких-то строений, кирпичное крошево бывших печных труб и обломки деревянных балок, покрывшихся молодой листвой. Она слышала крики и вопли перепуганных жителей Джелота, на чьих глазах половина города превратилась в развалины. И в самом сердце разрушений, в хаосе того, что еще совсем недавно было пиршественным залом, она увидела руки. Руки, которые пробудили и выпустили наружу силы, дремавшие в течение пяти столетий.
Смертный музыкант — виновник случившегося — был худощав. Ниспадавшие на лицо черные волосы не полностью скрывали зеленые глаза и острые черты, безошибочно говорящие о его принадлежности к династии Фаленитов.
— Да сохранит нас Эт! — услышала Элайра скрипучий, полный ярости голос Морриэль. — Весь город лежит в развалинах! Пострадали ни в чем не повинные люди! Сколько зла еще должно обрушиться на наш несчастный мир, пока гордецы из Содружества соизволят признать свою ошибку?
Голос старухи жег, как каленое железо.
— Необходимо обуздать Аритона Фаленского и лишить его жизни, хотя он и последний в их династии. Даркарон мне свидетель, будьте же прокляты вы, маги Содружества, если в своей слепой прихоти позволяете принцу свободно разгуливать по Этере.
Видение исчезло. Связь между личным кристаллом Элайры и Скирионом прекратилась. В воздухе снова пахло летними цветами. Вернулась ночная тишина. Элайра рыдала, уронив лицо на руки. Вот и все. Теперь ей уже не будет покоя. Повелитель Теней найден, и тому виной не ее предательство. Его погубила страстная любовь к музыке — самому дорогому, что было в его жизни.
Выплакав все слезы, Элайра зарылась в подушку, чтобы оцепенеть от сознания непоправимого. Легкое дуновение ветра обожгло ей кожу. В палате кто-то был. У постели она увидела фигуру. Нет, то был не лекарь, принесший ей настой для уменьшения боли. Рядом с ней стоял бородатый и довольно грузный незнакомец, но в его облике ощущалось что-то призрачное. Пухлое лицо сердито хмурилось. Руки, сжатые в кулаки, лежали на ремне, напоминавшем бычий хомут. Его черные глаза совершенно не отражали света.
Элайра заморгала. К ней явился не кто иной, как бестелесный маг Содружества.
— Ну что ж, усердие твоих старших оказалось вознаграждено, — произнес Люэйн, за безупречной церемонностью которого скрывалась всегдашняя сдержанность в разговорах с непосвященными. — Они нашли Аритона в Джелоте.
Элайре показалось, что грузному призраку трудно стоять. Она решила подвинуться, чтобы он присел, но потом вспомнила, что бестелесный дух не испытывает усталости и не нуждается в отдыхе.
— Зачем вы здесь? — спросила она.
Ветер, струившийся из окна, дул сквозь Люйэна, не поднимая ни волоска на его бороде.
— Я пришел предостеречь и помочь.
— Догадываюсь, что теперь меня заставит делать Морриэль, — сказала Элайра, благоразумно понизив голос. Разговор с магом Содружества, даже бестелесным, мог обернуться жесточайшим наказанием. — Но как и чем вы можете мне помочь?
Будь сейчас у Люэйна настоящее тело, он бы наверняка почесал свой розовый приплюснутый нос.
— Видишь ли, — уклончиво начал он, — Сетвир говорил, что ты — девушка отважная.
— Но сейчас я боюсь, — созналась Элайра. — Если следящие за ветвью вдруг увидят вас, меня обвинят в предательстве и уничтожат.
Узы, связывающие Элайру с Кориатанским орденом, требовали не только внешнего послушания, но и внутренней преданности. Обет, произносимый послушницей над своим камнем, закабалял ее личность. Наказание по всей строгости (решись Морриэль на это) превратило бы Элайру в горку безжизненного пепла.
— Не бойся. Если кто-нибудь и заглянет сюда, то подумает, что ты бредишь во сне, — столь же тихо возразил ей Люэйн. — Меня посылали не за тем, чтобы подвергать тебя опасности.
— Меня это все равно не убеждает.
Лицо Люэйна оставалось хмурым. Маги Содружества никогда не появлялись без особых на то причин и, сами того не желая, зачастую являлись предвестниками беды. Элайра это знала. Тревога за Повелителя Теней слишком тяготила девушку, и она была рада, что может поговорить об этом.
— Вы ведь тоже опасаетесь за Аритона, — сказала она. Люэйн покровительственно поглядел на нее и сделал несколько мелких беззвучных шажков.
— Лизаэр продолжает собирать армию. Учти, узнать об Аритоне он может только от ваших колдуний. Больше не от кого.
Нельзя сказать, чтобы кориатанки особо жаловали Лизаэра, но это слабо утешало Элайру. Она снова ощутила волну грызущей боли — необходимая для ее долголетия связь между личным камнем и Скирионом возобновилась.
— Прошу, не говорите мне больше ни о ком из принцев. — Элайра стыдливо отвернулась; признание давалось ей с трудом: — Морриэль способна вытряхнуть из меня все, что я знаю.
— Не совсем так, — мягко упрекнул ее Люэйн. — Кое-что ты будешь надежно держать при себе.
Маг застыл. Элайра не нуждалась в словах утешения. И он сделал то, что было в его силах: погрузил послушницу в глубокий сон, свободный от боли и сновидений.
Облегченно вздохнув, она заснула. Напряжение, сковывавшее ее, медленно отступало, Локоны цвета бронзы окаймляли бледное скуластое лицо с острым носом и подбородком. «Когда она не хмурится, — подумал Люэйн, — то похожа на бесхитростную озорную девчонку, хранящую глубоко внутри нежные чувства. Верность обетам ордена не может ужиться с любовью к Аритону. Тяжело ей сознавать себя игрушкой Морриэль, обреченной на предательство любимого человека».
Люэйн был не в силах сломать узы, скрепившие судьбу Элайры с Кориатанским орденом. Но продление жизни, на которое она согласилась, — тут совсем другое дело. Сетвир увидел это еще раньше, раскинув нити судьбы. Содружество всерьез рассчитывало на чувства Элайры к Аритону, потому и вмешивалось в ее жизнь. Маги намеревались и дальше следить за нею и ни в коем случае не допустить, чтобы новая жизнь послушницы вновь была безраздельно подчинена власти Скириона.
Разум Элайры спал и не чувствовал теплой волны силы, проникающей сквозь ее забинтованные руки. Глаза не видели тончайшего кружевного узора заклинаний, сплетаемых для нее Люйэном. Утром, когда Элайра проснется, она почувствует себя бодрее, и даже Морриэль не заподозрит, что ее личный камень поменял силовую направленность. Рабская привязанность к Скириону была стерта, и насильственное, несовершенное продление жизни, каким владели кориатанки, заменено более мягким и естественным, подчиненным магии Содружества.
Элайре будет суждено прожить столько же, сколько Аритону, но она не сделается дряхлой старухой наподобие Морриэль. Если же что-то нарушит ее приверженность Кори-атанскому ордену, Главная колдунья уже не получит безраздельную власть над телом и душой Элайры. Белый кварц — ее личный камень — отныне будет питаться иными силами. Останутся лишь узы, которыми она привязала себя к Скириону, дав обет.
— Давай, девочка, как следует служи своей духовной повелительнице, — пробормотал Люэйн. Его слова тихо уходили к Элайре через завесу сна. — Но твоя судьба связана с судьбой тейр-Фаленита, и потому Содружеству иногда приходится вмешиваться.