Авторитет мистера Блейка у детей был непререкаем, но не потому, что у него была тяжелая рука. Он посмотрел на ударившуюся о носок его туфли картофелину, потом перевел взгляд на троих своих отпрысков и добродушно расхохотался.
— Тедди!
— Да, папа?
— Присмотри несколько минут за мастерской. Приехали Фергюсоны и хотят поговорить с мамой и со мной.
— Хорошо, папа.
Мужчины пошли в дом, а обе девушки продолжали собирать горох. Они низко наклонились над землей, и их широкие, раздувающиеся юбки, похожие на шляпки гигантских грибов, подчеркивали осиные талии. Вскоре Эстер не выдержала.
— Интересно, что им нужно?
— Фу, жарко! Слышишь, гремит?
— Должно быть, что-то важное. Мистер Фергюсон очень занятой человек.
— Может, ему понадобился папа?
Эстер буравила взглядом сестру. Она знала: Корделия вовсе не так проста, как притворяется.
— Или ты.
— При чем тут я? На тебя он обращает гораздо больше внимания.
— А тебя оставляет Бруку, — парировала Эстер. — Откровенно говоря, мистер Фергюсон мне нравится больше, чем его сын. У него такие роскошные жилеты. И манеры настоящего джентльмена. Серьезно, Делия. Брук тебе что-нибудь говорил?
— Мне? Нет, конечно. Ничего такого.
— В прошлый раз на концерте он с тебя глаз не сводил.
Корделия покраснела.
— Мне жаль его, бедненького, он такой стеснительный. И… артистичный. Должно быть, это музыка настроила его на сентиментальный лад, а не я.
— Интересно, каково жить в огромном доме со слугами, которые так и спешат исполнить любое твое желание? — Эстер сладко потянулась и зевнула. — "Смит, выкопай для меня картошку! Джонс, подмети двор!" Я бы сказала, это очень приятно!
— М-м… Пожалуй, на ужин хватит. В этом году уродился мелкий горох.
— Слишком часто посадили. Это все Тедди… Интересно, нам еще долго здесь торчать? Или уже можно пойти в дом — как будто мы не знаем, что у нас гости?
— Нет, не думаю.
— Но до чего же громко эти несносные девчонки лупят по клавишам! — Эстер посмотрела на открытое окно второго этажа и нахмурилась. — Опять придется настраивать фортепьяно.
— Эсси…
— Что?
— Интересно, зачем они все-таки приехали?
— Иди, послушай.
— Нет. Подожди-ка… — Корделия медленно обвела взглядом дом и остановилась на плоской крыше кухни с открытым слуховым окошком. Туда можно было вскарабкаться по старому, высохшему дереву. Давно уже по нему никто не лазал — с тех самых пор, как Сара свалилась оттуда, точно спелая груша, и сломала руку. Корделия сама лишь года два назад бросила это занятие. Теперь ей мешал кринолин, но она отправилась в знакомый путь и ни разу не оступилась. Туфли она сняла, чтобы не громыхали по крыше.
Когда Корделия, припав к окну, заглянула внутрь, отец зажигал газовую лампу. Язычок пламени метнулся и перешел в ровное горение.
Фергюсонам не удалось застать мистера и миссис Блейк одних. Хозяйка дома, кажущаяся огромной в широком платье в складку, которое лишь отчасти маскировало ее положение, сидела в кресле-качалке, держа на коленях Уинифред и вытирая ее влажные после купания волосенки. Рядом находилась лохань с мыльной водой. Мери и Пенелопа, обе с круглыми, слегка задумчивыми глазенками, ставили на стол чашки с молоком и тарелки с хлебом. Массивная фигура мистера Фергюсона нависла над краями стула. Брук вертел в руках шляпу и время от времени покусывал заусеницу.
Корделии впервые представилась возможность так близко и без помех рассмотреть обоих Фергюсонов. Сначала она уставилась на отца и отметила его широкие плечи, толстые, крепкие ноги и большие, ухоженные руки. Он был скорее крупен, чем толст; мощь здесь преобладала над весом. Сильный, звучный голос. Фразы вылетают сами собой — четкие, лаконичные. Голубые, как лед, глаза остаются холодными, даже когда он улыбается. Во всем облике мистера Фергюсона было что-то властное, но надежное; он внушал смутную неприязнь и одновременно — большое доверие. Это был прирожденный лидер, деятель, способный повести за собой других, человек, выделяющийся в любой компании.
Корделия перевела взгляд с отца на сына и увидела худощавую фигуру, добрые, слегка испуганные карие глаза, тонкие руки художника, высокий, чистый лоб с зачесанными назад волосами. Интересно, как выглядела его мать — ведь между ним и его отцом нет ни малейшего сходства.
Корделия знала: матери безмерно льстит эта дружба, да ей и самой было приятно. Фергюсоны занимали высокое положение в обществе, водили знакомство с недосягаемыми для Блейков особами. Как-то они брали ее с собой в Атенеум и один раз — в Гроув-Холл, их загородный дом. Оба — отец и сын — лезли из кожи вон, чтобы доставить ей удовольствие, и она отвечала им взаимностью. Это получалось само собой. Без мистера Фергюсона не обходится ни одно важное собрание. А вот сын его — совсем другой…
Рука мистера Блейка с зажженной спичкой дрожала, когда он подносил ее ко второй газовой лампе. С шумом вспыхнуло пламя.
— Что ж, мистер Фергюсон, — спокойным, ровным голосом произнес он, явно в продолжение разговора, — признаться, я немало удивлен. Давно уже я так не удивлялся — с тех пор, как мне пришлось чинить часы Брунсвика с тридцатишестичасовым заводом. Помните, миссис Блейк? Я обещал пустить их к следующему дню, однако…
— Однако на сей раз это приятный сюрприз, — его жена взяла нить разговора в свои руки. — Конечно, мы не ожидали, что дорогая Корделия… — в это время ребенок у нее на коленях захныкал. — Ну-ну, детка… Да. Настоящий сюрприз. То-то она будет поражена, когда узнает.
Прильнувшая к слуховому окну Корделия и впрямь была поражена. На нее словно нашло оцепенение. Она вся похолодела.
— Должен ли я понимать это так, что вы не возражаете? — уточнил мистер Фергюсон.
— Мама, можно еще немного хлеба? — попросила Пенелопа.
— И мне! — подхватила Мери.
— Да-да, но что вы забыли сказать?
— Пожалуйста! — хором, как птички, прощебетали они.
— Извините, — сказала их мать, поднимаясь на ноги и передавая Уинифред мужу. Она подошла к хлебнице и отрезала пару ломтиков. Из гостиной доносились бравурные аккорды "Хора охотников".
— В общем, — произнес мистер Блейк, — все будет зависеть от Корделии. Она хорошая девушка. Я бы сказал, очень хорошая. Ее счастье для нас превыше всего.
— Но, разумеется, вы, как родители, имеете некоторое влияние?
— Конечно, — подтвердила миссис Блейк. — Уверена, мы-то знаем, что нужно для счастья нашей милой дочки. Дорогой Брук! Можно мне вас так называть? Я глубоко убеждена, что вы с Корделией созданы друг для друга. Сердце матери — вот тут, тут — с самого начала это чувствовало!
Откинув с лица волосы, миссис Блейк обошла стол и начала надвигаться на Брука, чтобы прижать его к мощной груди. Корделию, которой с минуту назад было так холодно, как никогда в жизни, теперь бросило в жар. Она вслушивалась в ровный, хорошо поставленный голос мистера Фергюсона и не верила своим ушам.
— Я вдовец и уже старый человек. Хочу, чтобы Брук находился при мне. Поэтому молодые будут жить в Гроув-Холле.
— Разумеется.
— Жене Брука предстоит вести свойственный нам образ жизни. Она не будет испытывать недостатка в средствах.
— Естественно, — снова согласилась миссис Блейк. — Корделия, как уже сказал мистер Блейк, хорошая девушка и большая умница. Самая умная в семье, не правда ли, мистер Блейк? Она трижды получала первые призы за успеваемость. Когда мы с мистером Блейком начинаем путаться в денежных делах, она в два счета находит ошибку. А уж мастерица! Видели ажурную резьбу над зеркалом в мастерской? Когда ей было двенадцать лет…
"Заткнись, мама, — свирепо подумала Корделия. — Заткнись, заткнись!"
— … простые люди, да и я всегда буду рядом, чтобы дать полезный совет. Время от времени я буду отлучаться по делам, иногда вместе с Бруком. Но я не думаю, что ваша дочь будет чувствовать себя одинокой.