- Что, уходить пора? – Жук улыбнулся. Улыбка получилась хорошей – веселой и открытой.
Неожиданно для себя Вадим подошел к инвалиду и сказал:
- Спасибо, дядя Жук.
- А, ты про это? – Бомж высунул из-под тряпья деревянную ногу. – Ерунда, просто не люблю, когда дерутся нечестно. Ну, что, пойдем?
Вадим протянул руку, но Жук вдруг мощно оттолкнулся от земли руками, и тело его буквально взлетело, утверждаясь на ногах. То есть – на ноге и на деревяшке.
- Здорово, - воскликнул Вадим.
- У тебя время есть, Кореец? – спросил новый приятель, не подозревая, что впервые применил название национальности как кличку, под которой Вадим потом приобретал известность, - в определенных кругах, разумеется. – Родители ждут?
- До восьми вечера – нет, - махнул рукой юный Кореец.
- Вот и хорошо, - вздохнул Жук. – Тебе надо немного отсидеться, не рисоваться. Пойдем в мою Жучью нору.
И он подмигнул Вадиму, которому очень понравилась такая манера общения, - как равный с равным.
Так началась эта странная дружба. Жук знал о борьбе за жизнь практически все. Он постоянно восхищался инстинктами животных: волчьей честью, лисьей сноровкой, змеиным терпением. И старался развить подобные свойства у себя. А теперь – и у своего молодого друга, разумеется.
Водку он пил не чаще многих благопристойных граждан. А «бомжом» был лишь наполовину – только летом, «по состоянию души».
В далеком поселке Ленинске у Жука была избушка - «печка, обшитая досками», как он говорил, смеясь.
Каждой весной в Старграде он находил и готовил для себя несколько «явок», точнее – нор. И, надо отдать должное, – готовил талантливо.
По крайней мере, даже находясь в метре от любой «жучьей явки», невозможно было догадаться, что она там есть - под бетонной плитой возле свалки, или в крапиве под теплопроводными трубами.
Несмотря на инвалидность, Жук ходил быстро и достаточно бесшумно. На деревянную ногу надевал мягкую насадку собственного изготовления. Вообще, в этой ноге у него был секретный тайничок для десантного ножа.
Но о подобных тонкостях никто не знал, потому что на людях Жук предпочитал выглядеть тем, кем его и считали – неловким жалким калекой и алкашом.
Правда, он не скрывал природный веселый нрав и умение цветисто выражаться. Это приносило ему дополнительные дивиденды в виде подачек. Русский народ не жалует мрачных или слезливых попрошаек…
Вадим очень любил и уважал отца. Но старший Пак, вечно занятый житейскими проблемами, так и не стал ему другом. Его взгляды на жизнь расходились с рано определившимся мировоззрением сына. Непротивление судьбе «дао» и индуистский пацифизм не находили отклика в юной душе Вадима.
Жук не забивал себе голову религиозными догмами. Вообще-то он уважал чужие убеждения, потому как - выстраданы и появились не «с бухты-барахты». Но моральным здоровьем индивида он считал природное чувственное восприятие. «Жизнь коротка», - говорил он. – «Надо успеть почувствовать ее вкус, заложить в себя лучшее, что в ней есть. Ее надо любить! Не умом, а сердцем. Ее надо уважать - в себе, и в других. И тогда будешь поступать так, чтобы душа потом не болела. А все ученые штучки – от лукавого!».
Вадим легко делился с Жуком любыми планами, и всегда получал в ответ: «Спроси душу, как она будет чувствовать после поступка. Если паршиво – ищи другой вариант».
Итак, с одиннадцати лет Вадим зажил другой жизнью. Тело его страдало так же. Но сердцу стало легче, - оно освоило истину: испытания для людей – как ветер для огня. Слабых личностей беда тушит, а сильных - распаляет и делает крепче.
С Жуком он проводил много времени. Ловил каждое слово в беседах, запоминал каждое движение на тренировках.
По совету Жука он стал строить из себя забитого тихого ребенка – перед взрослыми. Но в школьных бандах знали – драться с юным корейцем нежелательно, даже всемером.
Прошло три года.
Бандитский мир в городе трансформировался - как и во всей России. Шакалы все еще отрывали куски от тела покойной советской империи, но лакомых кусков, которые легко оторвать, становилось меньше. Зато среди хищников появились львы и крупные волки – «бизнесмены» новой формации. Им мешала старая криминальная свора. Мелких гиен и шакалов представители крупного полулегального капитала быстро ставили на место. Определяли, кого сделать партнером, кого – «шестеркой», а кого – «жмуром».
Эти политэкономические тенденции Жук разъяснил Корейцу и предсказал скорый закат династии Цыпкиных. «Помяни мое слово», - вещал он. – «Цыпы слишком жадные и глупые. Непомерными поборами они подрывают экономику района, а тупой террор населения - не лучший способ изъятия доходов».