Ее руки привычно скользили по моим плечам, спине. Я лежал на животе, расслабленный, почти засыпая от ее прикосновений. Но когда она спустилась до поясницы вдруг в моём теле, что-то перемкнуло. Честно говоря, я уже стал опасаться, что мужская сила ко мне не вернется. И к этому были основания. При том количестве телесных контактов, что происходили при нашем общении с Мариной, довольно-таки симпатичной девушкой, мой безвольный член не подавал никаких признаков жизни — висел спущенным флагом. А тут вдруг… Я перевернулся на спину, и Марина увидела мою реакцию. Грубо говоря, у меня стоял, как телебашня в Останкино. Она не отпрянула. Не смутилась. В ее глазах мелькнуло что-то новое — уже не только профессиональная забота.
— Это нормально, — сказала она спокойно. — Это значит, что восстанавливаются все функции.
И добавила что-то ещё. Я не расслышал — кровь стучала в ушах слишком громко. А потом её руки коснулись меня — уже не как руки медсестры, а как руки женщины. Профессиональная забота превратилась в нечто совсем иное. И с чего бы мне было её останавливать? Я хотел продолжения. Хотел всего. Слишком долго я был узником неподвижности. Слишком долго был лишен простых человеческих ощущений.
Скинув одежду, она ловко оседлала меня. Ей было не привыкать, массируя, она излазила меня от ног до шеи, а тут устроилась на самом интересном месте. Что ж — тоже массаж. Внутри у неё был райский сад — парадиз. Судя по энтузиазму, с которым она нанизывалась на мой восставший орган, мужчину ей хотелось давно. Даже святой нужна разрядка. В азиатской фигурке девочки-подростка, таилась страсть зрелой женщины. Голова откинулась, глаза закатились, она всецело растворилась в чувственной стихии.
А мои ощущения были крайне странными — мозг отделился от парадиза чувства и стал существовать отдельно, наблюдая за ним, за чувством. Дурацкий эффект совместного существования в одном теле. Мое естество оставалось в лоне Марины, получая там свое собственное удовольствие, а я уже был снаружи, и следил за происходящим, отмечая приливы и отливы напряжения, наблюдая, как тело готовится к оргазму. И он настал довольно скоро, уж больно ретиво стремилась к нему Марина. Вот она остановилась, выгнулась, задергалась и отчаянными стонами дала понять, что кончает. Ее стенания сделали свое дело — и по темному тоннелю сладострастия прогрохотал мой собственный состав.
Позже мы лежали рядом, глядя в беленый потолок с разводами от протечек. Она — обнаженная, спокойная, красивая какой-то естественной, неброской красотой. Я — все еще слабый, но уже чувствующий себя мужчиной.
— Тоже… терапия? — выдавил я с кривой усмешкой.
Она покачала головой. Положила ладонь мне на грудь. Я чувствовал, как под ее пальцами бьется сердце — то ли Мишкино, то ли уже мое.
— Это жизнь, — сказала она серьезно. — Просто жизнь. В которую ты возвращаешься.
Ее пальцы лениво чертили что-то на моей коже. Как же все странно. Мне, Марку Северину, по паспорту из 2023 года было семьдесят. Этому телу — двадцать один. Ей, Марине — где-то посередине. Двадцать четыре по документам, но по глазам — гораздо больше. Кто мы друг для друга? Пациент и сиделка? Любовники поневоле? Странная пара, заброшенная судьбой в эту обшарпанную комнату советской общаги.
Ответа не было. Но в те дни, когда я заново учился ходить, говорить, просто быть, Марина была моим миром. Моим единственным окном в реальность.
И я не выдержал. Рассказал ей все. Про себя, Марка Северина. Про Москву 2023-го. Про смерть от инфаркта. Про пробуждение здесь, в этом теле, в этом времени. Про свой ужас, отчаяние и теперь — эту сумасшедшую надежду.
Она слушала молча, не перебивая, глядя на свои руки, сложенные на коленях. Когда я закончил, повисла тишина.
— Ну? — не выдержал я. — Скажешь, что я сумасшедший? Что это бред травмированного мозга?
Она медленно подняла голову. Взгляд был серьезный, долгий.
— Нет, — сказала она тихо. — Не скажу. Я думаю… ты говоришь то, во что веришь. Твою правду.
— То есть, я все-таки псих с амнезией? — усмехнулся я.
Она чуть пожала плечами. — Возможно. А возможно, все так и есть, как ты говоришь. Кто знает, какие тайны хранит мир? После того, что я видела… там, во Вьетнаме… я уже ничему не удивляюсь.
— И тебя это… не пугает? Человек из будущего? В чужом теле? Рядом с тобой?