Она спрашивала о моей жизни, и я рассказывал полуправду: о спортивной травме, о дальневосточном детстве, о желании заниматься музыкой.
А меж тем выстраивал диспозицию.
Чтобы не попасть в неловкое положение, следовало определить доступность барышни. Я попытался представить, о чём сейчас думает Наташа. Даст или не даст?
Мы посмотрели друг на друга и одновременно порывисто глубоко затянулись. Я опять разлил. Себе в рюмку вылил оставшийся коньяк. Получилось «с горкой».
— Ну, что, давай выпьем?
— Много налил, — усмехнулась она, — расплескаешь.
— Отопью.
Я наклонился к своей рюмке, вытянул губы и втянул часть коньяка. Наташа засмеялась, видимо, вид у меня был потешный.
Потом мы стали танцевать. Она танцевала неловко, смущаясь близости, но постепенно расслабилась. Её голова легла мне на плечо, а тёплое дыхание щекотало шею. В этот момент я ощутил странную нежность — чувство, которое, казалось, давно утратил в своей прошлой жизни циничного продюсера.
В полумраке комнаты, под тихую музыку, мы стали целоваться — сначала осторожно, потом всё увереннее. Её губы были мягкими, кислыми от вина, а руки нежно обвивали мою шею. Постепенно поцелуи становились глубже, дыхание — прерывистей. Я щёлкнул выключателем, и комната погрузилась в бархатную темноту, где только лунный свет, пробивавшийся сквозь тонкие занавески, очерчивал контуры наших тел.
Мягко, но настойчиво я усадил её на постель. Продолжая целовать в щёки и шею, ощущал, как тонкий аромат её духов смешивается с более глубоким, первобытным запахом разгорячённого тела. Пуговицы её платья поддавались неохотно, словно защищая свою хозяйку до последнего. Но, когда ткань наконец разошлась, открывая белизну кожи, я ощутил тот трепет, который невозможно подделать — рука скользнула в лифчик и нащупала упругую грудку.
И тут она словно очнулась. Оттолкнула мою руку и вскочила с постели, торопливо застегивая платье.
— Что ты себе позволяешь?
— Извини, — выдавил я.
Повисло неловкое молчание.
— Ты мне нравишься, но я так не могу, — наконец сказала Наташа. — Я что, публичная девка?
— Угу. В смысле — нет, не публичная… просто ты очень красивая… В общем, приношу свои извинения, был не прав, вспылил. Но теперь считаю своё поведение безобразной ошибкой, раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить, искупить.
Она засмеялась. Неловкость исчезла.
— Вина выпьем? — предложил я.
— Да. И покурим. Только свет включи, чтоб ошибка не повторилась.
Я послушно щелкнул выключателем, она села рядом.
Я чиркнул зажигалкой. Закурили.
Мы пили вино, курили, болтали, но вечер перестал быть томным.
Ближе к одиннадцати я проводил её до метро. У входа она достала записную книжку, чиркнула телефонный номер. Вырвала страницу, отдала мне и привстав на цыпочки, легко поцеловала.
— Позвонишь? — спросила она, и в её глазах я увидел надежду.
— Обязательно, — ответил я, зная, что, вероятно, не сделаю этого.
Не потому, что она мне не нравилась. Наоборот — именно потому, что она была слишком хороша для той жизни, которую я планировал для себя. Жизни, полной риска, музыки и балансирования на грани советской законности. Такие чистые девушки, как Наташа, заслуживали простого человеческого счастья, а не сомнительной славы подруги подпольного продюсера.
Глава 7
Итак, Юрке Ефремову я напел с три короба, развесив лапши про скорое техническое перевооружение его скромного ВИА. Классика жанра: сначала стулья — потом деньги. Только вот со стульями, то бишь с аппаратурой, была загвоздка. А с деньгами — полный швах.
Что я имел в активе после отъезда моей феи-спасительницы Марины? Наполеоновские планы по переустройству советской эстрады, богатый опыт поражений из прошлой жизни и… пятьдесят рублей мятыми трешками и пятерками — общинные деньги, которые она не успела потратить на мое питание. Негусто. Особенно для старта проекта, требующего серьезных капиталовложений.
Теория — дама приятная, но эфемерная. А практика требовала конкретики: гитар, к примеру «Фендер», усилителей, типа «Маршалл», ударную установку и органолу.
В моем родном 2023-м любой прыщавый юнец мог оформить кредит на минимальный джентльменский набор и расплатиться с банком за полгода работы. Здесь же, в благословенном шестьдесят девятом, достать фирмУ было проблемой из разряда квадратуры круга. На всю Москву, думаю, и двух десятков приличных электрогитар не наскребется. Если что и всплывало в комиссионках на Сретенке или Арбате, то улетало за немыслимые тыщи — годовая зарплата инженера с премиальными.