— Беру, — сказал я, не раздумывая.
— Вот это по-нашему! — Стасик хлопнул меня по плечу с такой силой, что меня повело. — Сразу видно — наш человек! Не спортсмен задрипанный, а конкретный пацан! Детали утрясем. А пока… — он снова наполнил бокалы, — за успех нашего безнадежного дела! Чтоб ты стал богатым и знаменитым, а твои музыканты играли громче «Битлов»!
Мы выпили. Коньяк отдавал горечью полыни. Я отчетливо понимал: я не просто вступаю на скользкую дорожку — я лечу в пропасть на санках. Но на дне этой пропасти, возможно, лежали ключи от моего будущего. И ради них стоило рискнуть.
Я щелкнул ногтем по своему опустевшему бокалу венецианского стекла. Бокал ответил мелодично и тонко.
Я усмехнулся:
— Упаковался ты, Стасик, под завязку. Прямо секретарь ЦК.
Князев заржал, типа, намек понял и плеснул в бокал коньяку.
На следующий день, ровно в семь вечера, как условились, я с телефона–автомата набрал номер Стасика. Он сразу взял трубку.
— В девять, в «Баку». Знаешь, где? — голос Стасика был напряженным.
— Найду, — буркнул я, чувствуя, как холодеет под ложечкой.
— Галстук надень. И ботинки почисти, — добавил он и повесил трубку. Коротко и ясно. Инструктаж перед выходом на ковер к начальству.
Ресторан «Баку» на улице Горького — это была не просто точка общепита. Это был символ. Витрина советской дружбы народов и одновременно — биржа теневой экономики. Здесь обедали академики и ужинали министры. Здесь гуляли грузинские цеховики и азербайджанские «авторитеты». Здесь шелестели купюры и вершились судьбы. Явиться сюда в затрапезном виде — все равно что прийти на партсобрание в трусах.
Пришлось извлечь из шкафа единственный приличный костюм Михаила — темно-синий, югославский, купленный перед какой-то заграничной поездкой. Белоснежная рубашка, галстук — не кричащий, бордовый. Почищенные до блеска туфли. Вроде, тяну на скромного научного сотрудника или начинающего дипломата.
«Баку» встретил меня полумраком, густым запахом плова, шашлыка и дорогих духов, звоном бокалов и приглушенным гулом респектабельной публики. Важный швейцар в ливрее смерил меня взглядом рентгенолога, оценивая «прикид» — соответствует ли уровню заведения.
— Молодой человек, вам заказано?
— Заказано, отец, заказано! — крикнул от гардероба Стасик. Вид у него был такой, будто он не на встречу шел, а на сдачу экзамена по политэкономии.
— Пошли, — буркнул он. — Ждет.
Мы миновали главный зал, где за накрахмаленными скатертями чинно вкушали деликатесы представители советской элиты. Метрдотель, пожилой азербайджанец с лицом мудреца и повадками кардинала, провел нас не к столику, а вглубь, через святая святых — кухню, где шипело, булькало и пахло так, что голова шла кругом. Потом — по узкому коридору к неприметной двери. Классика жанра. Мафиозные боссы всегда сидят в отдельных кабинетах с черным ходом.
Кабинет оказался небольшим, но упакованным по полной программе. Тяжелые бордовые портьеры глушили звуки улицы. Лепнина на потолке. Персидский ковер на полу. В центре — массивный стол, заставленный кавказскими яствами и батареей бутылок. А во главе стола — Он. Борис Нуждин. Он же Брюс. Хозяин московского ипподрома, как шепнул мне накануне Стасик, пояснив, что «хозяин» — это не должность, а статус. Контролирует тотализатор, ворочает большими деньгами. При этом, по словам Стасика, жаден до неприличия.
Высокий, плотный, с мощной бычьей шеей. Лицо — крупное, тяжелое, но не рыхлое. Седина на висках. И глаза. Серые, холодные, неподвижные. Взгляд хищника, который смотрит на тебя и решает — съесть сейчас или поиграть немного.
Рядом с Брюсом — двое статистов. Один — лет сорока, в очках, с блокнотом, похож на бухгалтера или юрисконсульта. Второй — молодой бычок с низким лбом и тяжелой челюстью. Охрана. Без слов, но все понятно.
— Борис Алексеич, вот… привел, — Стасик слегка подтолкнул меня вперед. — Ким Михаил. Спортсмен. Борец. Надежда наша олимпийская… была.
— Видел я его на ковре, — голос у Нуждина был хриплый, прокуренный. Он не встал, руки не протянул. — Неплохо боролся. Пока шею не свернул. Садись, Кореец. Коньячку?
Я сел напротив. Странно, откуда он знает про мою борьбу? Неужто и на спорт тотализатор имеется? Или просто интересуется всем, где пахнет азартом и деньгами?
— Не откажусь, Борис Алексеевич, — я старался, чтобы голос не дрожал.
Нуждин кивнул своему бухгалтеру. Тот бесшумно наполнил мой бокал из графина без этикетки. Аромат ударил в нос — тонкий, цветочный. Явно не «Арарат». Француз.
— Будем знакомы, — сказал Брюс, чуть приподнимая свой бокал. — Хотя… вроде как уже и знакомы. Заочно.