Колька слушал, не перебивая, только глаза его становились все уже по мере моего рассказа, а пальцы на коленях сжимались и разжимались, как у пианиста, повторяющего гаммы. В этих движениях читалось напряжение — но не страх, а скорее профессиональный интерес человека, привыкшего оценивать риски.
— Кто такой этот Нуждин? — спросил он, когда я договорил.
— Брюс? Местный авторитет «король ипподрома». Держит тотализатор, крутит большие деньги.
— А откуда ты его знаешь? — в голосе Кольки звучал неприкрытый скепсис, словно он не верил, что его друг-спортсмен мог иметь связи в криминальном мире.
— Через Стасика Князева, футболиста, — ответил я, ощущая некоторую гордость от этого знакомства. Всё-таки в советской иерархии ценностей известный футболист стоял довольно высоко.
Колька только пожал плечами. Очевидно, футбол был ему глубоко безразличен.
Мы выпили ещё. Настойка уже не казалась такой огненной. Закусывали мясом — оно было жёстким, но ароматным, с привкусом костра и дикой свободы.
— Как поедем? — спросил Колька, и это простое «как» означало, что он согласен. Он не спрашивал «поедем ли мы», он уже принял решение.
— Поездом до Астрахани, там на пароме до Красноводска, — ответил я, чувствуя облегчение. С Колькой шансы на успех значительно возрастали. Он был человеком тайги, привыкшим к риску и умеющим выживать.
Колька кивнул, словно одобряя мой выбор.
— А обратно?
Обратно… тут и крылась главная проблема, требовавшая настоящего решения.
— Обратно тем же путем нельзя, — сказал я. — В портах таможенный досмотр, икра запрещена к вывозу. По закону о рыбных запасах её вообще через границы областей перевозить запрещено. Арендуем у местных браконьеров катер, идем по Каспию до Махачкалы и там садимся на поезд до Москвы.
Я говорил уверенно, хотя весь этот план был построен на догадках и предположениях. Я никогда не был в Красноводске, не знал тамошних порядков, не имел связей среди местных браконьеров.
— Через море? — Колька уважительно посмотрел на меня. — Масштабно мыслишь. Не боишься «случайно» утонуть в этом вашем Каспии?
— С тобой — нет, — честно ответил я. — Я ж помню, как ты по озеру Ханка на моторке гонял от погранцов.
Колька хмыкнул. Мужчины любят, когда хвалят их навыки управления транспортными средствами, будь то лодка или космический корабль. Я отпил минералки «Боржоми» — нервы требовали влаги. Сознание начало затуманиваться — не от алкоголя, а от осознания того, на что я собирался пойти ради своей музыкальной аферы.
— Маршрут-то нормальный, — сказал Колька задумчиво, возвращая меня на землю. — Но там, на Каспии… за такой товар и шлепнуть могут. Просто так, из любви к искусству грабежа. Края дикие. Бабаи непуганые с берданками.
Он говорил об этом так буднично, словно речь шла о комарах или плохой погоде. Опасность — просто еще один фактор, который надо учитывать. Как прогноз погоды или расписание поездов.
— Нас двое, — сказал я.
— Двое — это уже банда, — усмехнулся Колька. — Шансов больше.
В его глазах мелькнул озорной блеск, совсем как в детстве, когда мы придумывали очередную авантюру. И я понял — он пойдет со мной. Он даже не спрашивал, что будет с этого иметь.
— Значит, ты согласен? — уточнил я.
— Да я-то согласен, — он как-то досадливо поморщился, — просто если бы ты связался со мной до того, как стал мутить эту схему с икрой, я мог бы предложить другой вариант. Поинтереснее.
— Например? — насторожился я.
— А вот, например…
Голос его стал тише. Он покосился на дверь, хотя кто нас мог подслушать в этой общаге, кроме тараканов? Сунул руку в свою сумку и извлек… маленькую, плоскую металлическую фляжку. Такие я видел в кино про шпионов и гангстеров. Из них обычно хлещут виски перед решающей перестрелкой. Хитро глянув, протянул фляжку мне.
Я взял её в руки, и чуть не выронил, она оказалась необычно тяжелой, будто там ртуть налита. Металл холодил ладонь.
— Что там?
Колька усмехнулся моей растерянности. Забрал фляжку, отвинтил крышку и осторожно высыпал содержимое на газету «Советский спорт», расстеленную на столе вместо скатерти. На статью о подготовке к спартакиаде народов СССР посыпался… песок. Желтый, тусклый, тяжелый. Горка песка на сером газетном листе. Сюрреализм чистой воды.
Он поймал мой недоуменный взгляд.
— Не догнал? Золотишко. Песочек мытый. Здесь почти кило. Процентов восемьдесят-девяносто чистого металла. Штук на десять потянет. Минимум.