А вот и приметы нового времени — Центральный универмаг, безликая стекляшка, воткнутая посреди купеческих особняков, как фингал под глазом аристократа. И еще несколько таких же стеклянных многоэтажных уродов виднелись вдалеке, портя пейзаж и настроение. Прогресс, чтоб его. Универмаг был битком набит народом, особенно много было лиц с ярко выраженными азиатскими чертами — казахи, туркмены, калмыки, съехавшиеся, видимо, с окрестных базаров. Астраханские базары — это вообще отдельная песня, Восток в миниатюре, со всеми его запахами, криками и суетой. Говорю ж, Вавилон. Неподалеку от такого базара я своими глазами видел картину маслом: русский мужик в засаленном картузе и сапогах ведет под уздцы натурального верблюда! Не в цирке, не в зоопарке — просто по улице. Хоть стой, хоть падай.
Главпочтамт, куда нас занесло отправить весточку (я решил осчастливить Марину телеграммой в стиле «Жив зпт здоров зпт люблю зпт целую тчк.»), оказался монументальным зданием сталинской эпохи — гранит, колонны, герб СССР под самой крышей. Все строго, солидно, на века. А рядом — раскаленная улица, залитая солнцем и плавящимся асфальтом, уходящая ступенями вниз, к Волге. И там, в конце перспективы, маячила фигура еще одного вождя — памятник Сергею Мироновичу Кирову, который когда-то здесь, на Нижней Волге, боролся с контрреволюцией. Теперь вот стоит, бронзовый, указывает рукой в светлое будущее, а вокруг него — пыль, жара и невозмутимые астраханские верблюды. Контрасты, однако.
Мы двинулись дальше, уворачиваясь от верблюдов и огибая памятники революции. Жара плавила мозги, хотелось спрятаться в тень и выпить чего-нибудь холодного, желательно с градусом. И тут — цыганки. Но какие-то странные, не такие, как в Москве. Не хватали за руки, не клянчили «дай копеечку, золотой, позолоти руку. яхонтовый», не сулили неземную любовь и казенный дом. Сидели себе на корточках у стены какого-то дома, в своих цветастых юбках, похожие на экзотических птиц, отдыхающих в тени, и лениво переговаривались о чем-то своем, цыганском.
Но Колька, видимо, решил, что раз уж мы в Астрахани, надо испытать все местные аттракционы. Он решительно отделился от меня и направился прямо к ним.
— Эй, ромалэ! — зычно крикнул он, подходя ближе. Видимо, решил блеснуть знанием фольклора. — Зумавэсса! Гадаешь?
Та, что была помоложе и поярче, с монистами на шее и наглыми черными глазами, лениво подняла голову. Окинула Кольку с ног до головы оценивающим взглядом, словно прикидывая, сколько с такого можно содрать.
— Шутишь, паря? — протянула она с легкой усмешкой. — Гадание — дело серьезное. Ручку позолотить надо.
Колька, недолго думая, достал из кармана металлический рубль. Положив между большим и указательным пальцем, щелкнул — рубль взлетел, крутясь кубарем. Цыганка с неожиданной ловкостью поймала монету на лету, спрятала куда-то в пышные складки юбки. Ловкость рук и никакого мошенничества — видимо, навык отработан годами.
— Ну, говори, чавалэ, как тебе гадать? На судьбу или на даму? — спросила она уже более оживленно, глаза ее заблестели интересом.
— Давай на судьбу! — рубанул Колька. — С дамами я и сам разберусь.
Цыганка взяла его узкую, твердую ладонь, провела по ней пальцем с длинным, хищным ногтем.
— Палец один загни, дорогой, коли на судьбу… — пробормотала она, вглядываясь в линии. — Вижу… Ой, вижу, не про хлеб-соль твои думки, про большое дело думаешь, про судьбу свою крутую… — она вдруг затараторила скороговоркой, раскачиваясь из стороны в сторону, как шаманка в трансе: — Денег у тебя много было, да все как вода утекли, все ты роздал, простая у тебя душа, цыганская почти, и деньги к тебе легкие идут, как мотыльки на огонь! Только похитрей тебе быть надо, ой, похитрей, а то пропадешь! А так — все вернется, и деньги, и удача… И даму пиковую вижу рядом с тобой, мечтаешь ты о ней, ночей не спишь, а может, и боишься ее малость… Через нее все беды твои, все расстройства… Правду говорю, ай, золотой? — Она заглянула ему в глаза своими черными, как астраханская ночь, зрачками. — А жизнь тебе долгая будет, ой, долгая! Девяносто лет проживешь, да еще два месяца сверху! Только бойся глаза черного, завистливого, да стрелы летящей, что из-за угла прилетит! Вот и все мое гадание!
Вторая цыганка, постарше, с лицом, похожим на печеное яблоко, дернула ее за юбку.
— Пойдем, Мано, хватит ему!
— Идти нам надо, паря! — улыбнулась гадалка уже без всякой мистики, просто и по-деловому. — Всё сказала! Ты это… дай папиросочку, у тебя же брюки в полосочку. Фартовый ты!