Танцплощадка профилактория «Волна» представляла собой типичное советское лобное место для знакомств и культурного отдыха: утоптанный пятачок земли, окруженный чахлыми кустами акации, пара фонарей, источающих тусклый желтый свет, и хриплый динамик, извергающий шлягеры ВИА «Поющие гитары» или что-то столь же душераздирающее. Контингент — отдыхающие пенсионеры, несколько скучающих медсестер и такие же, как мы, случайные гости, ищущие приключений на свою голову.
Мы с Тучковым мужественно приняли по стакану крепленого вина для храбрости и даже попытались пригласить на танец двух дам бальзаковского возраста, но по непонятной причине были решительно отвергнуты. И вот, когда из динамика полилась особенно отвратительная, приторно-сладкая песенка про «подари ты мне все звёзды и луну, люби меня одну», и я уже начал подумывать о тактическом отступлении в сторону ближайших кустов… раздались дикие крики!
Первая мысль, мелькнувшая в моем затуманенном мозгу: «Нападение! Грабят! Насилуют!» — видимо, сказалось подсознательное ожидание подвоха от этого южного города. И действительно, в полутьме, освещенной лишь фонарями и далекими звездами, металась какая-то фигура. Полуголый парень, сверкая пятками, несся от танцплощадки в сторону темных кустов у Волги. А за ним, с гиканьем и улюлюканьем, гналась разъяренная толпа отдыхающих — пенсионеры с палочками, дамы в халатах, даже пара медсестер в белых колпаках. Сюрреалистическая картина!
— Держи его! Лови! — кричали преследователи.
— Ату его, супостата! — вторил им Тучков, и мы, подхваченные общим азартом погони, тоже рванули следом. Зачем? Куда? Неважно! Главное — движуха!
Мы мчались, спотыкаясь в темноте, пытаясь не отстать от основной группы преследователей. Но тут Тучков внезапно остановился как вкопанный, хлопнул себя по лбу.
— Ёшкин кот! Катер же! Последний! В Астрахань! — прохрипел он, глядя на часы. — Мне ж надо… Хлопушин же… Завтра ж на «Полюс»! После обеда! Жду вас! На пристани! Прямо на «Полюсе»! Все, мне бежать!
И не дожидаясь ответа, Тучков, прервав объяснение на полуслове, рванул в противоположную сторону, к речному причалу.
Тем временем погоня захлебнулась. «Преступник» скрылся в прибрежных зарослях, а не догнавшие его мстители, пыхтя и отдуваясь, побрели обратно на танцплощадку. И что вы думаете? Едва они вернулись, как из динамика снова полилась та самая песня, на горло которой так бесцеремонно наступили крики погони: «Ох, сердце, успокойся, он придёт. Ох, соловей над розой всё поёт, поёт…» Неистребимая сила искусства!
Мне стало жарко и душно. В поисках прохлады и тишины я спустился по откосу к темной, пахнущей тиной Волге. И тут, в густых кустах, буквально нос к носу столкнулся с тем самым беглецом!
Парень сидел на корточках, тяжело дыша и прижимая руку к боку. Молодой, лет двадцати, с крепкими мускулами, бугрящимися на обнаженном торсе. На плече красовалась незамысловатая наколка — якорь и под ним имя «Миша». Классика жанра.
— Ты чего тут? — спросил я шепотом, опасаясь, что погоня может вернуться.
Парень вздрогнул, поднял на меня испуганные глаза.
— Да я… это… прячусь, — прохрипел он.
— Вижу, что не загораешь, — усмехнулся я. — Что натворил-то? Кого ограбил? Или… изнасиловал?
Парень посмотрел на меня с обидой.
— Да никого я не насиловал! И не грабил! Это они… они на меня напали!
Слово за слово, парень немного успокоился, отдышался и поведал мне поистине трагикомическую историю своего злоключения.
— Понимаешь, мужик, я ж после Астраханского торгового техникума… работаю товароведом в системе облпотребсоюза. Человек, можно сказать, культурный. А брат у меня — моряк, в загранку ходит. Ну, привозит иногда мелкие подарки… А тут привез майку, и кепку американскую! ФирмА! — Миша даже причмокнул от восхищения. — На майке ковбой нарисован, скачет, и надпись по-ихнему — «Майкл». На кепке тоже что-то написано, какое-то «Центральное интелегенское агенство». Ну, я ж и надел это на танцы. Думаю, девчонки оценят. Только пришел, оглядываюсь, значит, присматриваю себе партнершу… подходит старичок один. Божий одуванчик, пенсионер. И спрашивает так вежливо: «Сынок, а что это у тебя на майке написано?» Я говорю: «Майкл». Он очки протер, пригляделся: «И так ясно, — говорит, — что майка. Зачем же об этом писать? Неграмотный, что ли?» Я ему объясняю: «Дед, это не „майка“ написано, а „Майкл“! Имя такое американское». Он так бровями повел: «А тебя, — говорит, — как зовут? И какой ты, мил человек, национальности будешь?» Я отвечаю: «По национальности — русский, а зовут меня Миша». Русское имя Миша соответствует американскому имени Майкл'. И тут этот старичок как взвизгнет на всю площадку: «Ах ты ж, контра! Значит, по-твоему, американский империализм — соответствует нам русским людям⁈ Тут, вся танцплощадка сбежалась, смотрит на майку. Держатся враждебно. Тут одна девушка говорит: 'Да что майка, вы посмотрите, что у него на шапке написано: ЦРУ! Ах ты гад, граждане, держите провокатора!» Ну и понеслось… Кто-то мне в ухо дал, кто-то майку рванул… кепку сорвали. Я еле вырвался — и сюда, в кусты. Очнулся — майки нет, кепки нет, по пояс голый, и нога хромает… Какое ЦРУ? Причем тут ЦРУ?