Пришлось подниматься наверх, искать аптечку. Нашел Тучкова, который мирно беседовал с капитаном на мостике. Показал ему свой боевой шрам.
— Эх, карась! — усмехнулся Тучков. — Пойдем, покажу, как иллюминаторы открывать. Это тебе не форточка в общаге!
Он спустился со мной, открыл аптечку, которая, оказывается, висела прямо у меня перед носом, но я ее в упор не видел. Продезинфицировал мою царапину йодом, а потом легким, неуловимым движением повернул какой-то рычажок на иллюминаторе, и тот со скрипом отворился. В каюту ворвался слабый, но все же освежающий ветерок, пахнущий рекой и рыбой.
Не успел я насладиться прохладой, как раздался резко-мерзкий звук. Капитан Хлопушин свистал всех наверх.
— Бирючья Коса! — объявил Тучков. — Обед! Подкрепиться желаете?
Желать-то мы желали! Выбрались на палубу. Волга здесь действительно изменилась. Берега стали ниже, зеленее, исчезли заводы и краны. Вода посветлела. Движение судов поубавилось. Дышалось легче. Под парусиновым тентом на корме стоял привинченный к палубе стол. Обслуживал нас сам капитан! Покинул свой мостик ради такого дела.
Сначала он принес огромную металлическую миску астраханского салата: крупные куски помидоров, щедро посыпанные кольцами белого салатного лука (сладкого, не злого) и залитые пахучим подсолнечным маслом. Потом появился пластиковый поднос в легкомысленных цветочках, какие обычно бывают в столовых самообслуживания. Прямо на поднос, без всяких тарелок, были густо уложены огромные куски вареного осетра — белое, нежное, сочное мясо. Мы набросились на еду с голодным энтузиазмом. Хлеб почти не ели. Тучков был прав — местная «чернушка» была невкусной, горло драла. А белого, нормального, тут, видимо, не пекли. Запивали холодной водочкой, которую капитан достал из своих запасов — но пили в меру, помня о деле. Отрыжка была знатная — рыбой и помидорами. Вкуснотища!
После осетра капитан притащил гигантский астраханский арбуз, полосатый, как тельняшка. Острым рыбацким ножом он с хрустом разрезал его на огромные алые ломти. Сахарный, сочный, холодный — идеальное завершение обеда.
Капитан с Тучковым ели гораздо меньше нас, как-то вяло, без аппетита. Ну да, для них это была повседневная еда. Завтрак, обед и ужин. Иногда, как пояснил Тучков, вместо осетра бывает севрюга или белуга, в крайнем случае скумбрия, вместо арбуза — дыня «Торпеда». И никакого мяса, никакой колбасы, никакого сала. Рыба, рыба и еще раз рыба. Рай для диетолога, тоска для нормального мужика.
— Ну что, орлы, подкрепились? — спросил капитан Хлопушин, вытирая руки о штаны. — Теперь курс на Каспий! Держитесь крепче, скоро качать начнет! Море — оно шутить не любит!
Капитан Хлопушин явно поспешил с прогнозом насчет качки. «Полюс», словно старый, умудренный опытом пес, неспешно шлепал по все еще речной, хотя уже и широкой, глади. Волга расплескалась здесь во всю ширь, готовясь к финальному аккорду — встрече с морем. Берега стали совсем низкими, почти невидимыми в наступающих сумерках.
Темнело быстро, по-южному. Небо на западе еще догорало остатками заката, а на востоке уже высыпали крупные, яркие звезды, каких не увидишь в засвеченной Москве. Стало прохладнее, потянул влажный ветерок с едва уловимым запахом соли — предвестник моря.
На берегу слева, как пояснил вышедший покурить Тучков, показались редкие огоньки села Житное.
— Рыбацкое село, — буркнул он. — Народ тут живет по солнцу. С петухами встают, с ними же и спать ложатся. Сейчас уже все по избам сидят, сети латают да байки травят.
Безлюдно. Тихо. Только плеск воды за бортом да редкое мигание огоньков на берегу. В их неверном свете я пытался разглядеть это самое Житное — село, сельсовет которого, по словам Тучкова (сказанным с изрядной долей иронии), «непосредственно руководит великим географическим событием европейского масштаба — впадением Волги в Каспийское море». Ну, или как минимум, ставит печать на соответствующих картах. Зрелище было, прямо скажем, не впечатляющее: какие-то темные силуэты то ли заборов, то ли сараев у воды, мокрые от росы деревья, улица, теряющаяся в ночной тьме, уходящая в глубину совершенно незнакомой мне жизни. Где-то там, в глубине, смутно угадывался транспарант. Я прищурился и с трудом разобрал первые два слова: «Да здравствует…» А вот кто или что там здравствует — осталось загадкой. То ли «партия», то ли «народ», то ли «дружба народов» или очередной съезд КПСС. Впрочем, неважно. Главное, чтобы мы сами были здравы и невредимы. Скоро Каспий. Море. А значит — новые риски и новые возможности.
Стало совсем прохладно. Мы с Колькой решили укрыться в каюте. На этот раз, уже наученные горьким опытом (и моим разбитым пальцем), мы совместными усилиями, после короткой, но яростной борьбы с неподатливым механизмом, довольно удачно «задраили иллюминатор». Правда, откуда-то все равно поддувало сквознячком, пахнущим сыростью и гриппом, но это было лучше, чем ночная прохлада. Разделись до трусов и маек и рухнули на свои койки. Впереди — около двадцати часов ходу до Красноводска. Можно было выспаться перед решающим броском.