Обошли какие-то темные хозяйственные пристройки, пахнущие прогорклым маслом и еще чем-то неприятным, и оказались у грубо сколоченной деревянной двери без ручки и замка.
— Настоящий вход — он всегда с черного хода, — с усмешкой пояснила Алла, толкая дверь плечом. — Здесь так принято.
От неказистого входа шел узкий, тускло освещенный коридор.
— Сюда, — вела нас Алла.
По обеим сторонам виднелись такие же неказистые двери. Мы прошли несколько метров.
Алла толкнула одну из дверей — мы оказались на кухне. Жар, пар, запах вареного лука. У плиты колдовала пожилая туркменка в платке. Увидев Аллу, к нам подскочил худенький паренек в заляпанном фартуке и очках с толстыми линзами. Вылитый старшеклассник-ботаник, подрабатывающий на каникулах. Он поздоровался с Аллой на каком-то своем языке, что-то быстро спросил, она ответила. Паренек кивнул и метнулся куда-то вглубь кухни. Вернулся через минуту, деловито протер очки рукавом фартука и открыл перед нами еще одну дверь, рядом с кухней.
— Кабинет шефа, — пояснил он уже по-русски, причем чисто, без малейшего акцента. — Располагайтесь как дома. Самый лучший кабинет во всем заведении! К вашим услугам!
Кабинет и впрямь выглядел контрастом по сравнению с остальным заведением. Небольшой, но вполне приличный. Обеденный стол в центре, покрытый клеенкой. В углу — тяжелый, солидный двухтумбовый письменный стол из темного дерева. На нем — телефон и бронзовая чернильница. У стены — продавленная тахта, накрытая пестрым ковром. И даже торшер с бахромой в углу! Видимо, здесь вершились важные дела.
— Шеф велел передать: для дорогих гостей из Москвы — все самое лучшее! — объявил мальчик-официант с важным видом. — Есть свежие овощи — помидоры, огурцы, зелень. И рыба! Шашлык из осетрины будет готов через пятнадцать минут. Только сегодня тушку привезли… Напитки? Водочка, коньяк? — поинтересовался он.
— Я бы выпила сухого вина, — сказала Алла, элегантно устраиваясь в кресле у письменного стола.
— А вам? — официант повернулся к нам.
— Мне коньяку, — сказал я. — И лимончик, если найдется.
Колька, как обычно, молчал, буравя взглядом ковер на стене.
Официант кивнул и выскользнул за дверь.
Мы остались втроем. Тишина нарушалась только мягким гудением финского холодильника, стоявшего в углу. Напряжение нарастало. Сейчас должен был появиться главный. Карабас-барабас. Тот, кто дергает за ниточки в этом кукольном театре.
И он вошел. Дверь открылась без стука, и на пороге возник… не грозный бабай в халате и тюбетейке, как я подсознательно ожидал, а вполне себе европейского вида мужчина. Невысокий, плотный, с загорелым лицом, и абсолютно лысой, блестящей как бильярдный шар, головой. На вид лет пятьдесят, может, чуть больше. Одет он был неожиданно просто: белая рубашка с коротким рукавом, расстегнутая на две верхние пуговицы, и темные брюки. Но во взгляде его светлых, почти прозрачных глаз была такая стальная жесткость, что сразу становилось понятно — этот человек не привык шутить. В руке он держал пачку сигарет «Мальборо» — еще один признак принадлежности к касте избранных, имеющих доступ к импорту.
— Добрый день, господа москвичи! — он окинул нас быстрым, цепким взглядом, задержавшись на мне чуть дольше. Голос у него был тихий, спокойный, но с металлическими нотками. — Рад приветствовать на нашей гостеприимной земле. Разрешите представиться: Равиль Оруджев.
Он слегка кивнул, не делая попытки пожать руки. Это был один из братьев, о которых говорил Стасик. Но почему он представился один? Где второй?
— Михаил, — ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Николай.
Колька молча кивнул, продолжая изучать ковер, но я видел, как напряглись его плечи.
Равиль Оруджев прошел к письменному столу, опустился в массивное кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом. Алла тут же поднялась и встала рядом, почтительно, как секретарь при директоре. Моя теория о «подруге босса» рассыпалась — здесь явно были другие отношения. Может, дочь? Или просто доверенное лицо?
— Стасик в общих чертах обрисовал ситуацию, — начал Равиль, неторопливо закуривая «Мальборо». — Вас интересует наш главный местный продукт. В количестве. Верно?
— Верно, — подтвердил я. — Нас интересует икра. Белужья. Высшего сорта. В экспортной упаковке. Четыреста пятьдесят банок по сто тринадцать грамм.
Я произнес это четко, глядя ему прямо в глаза. Надо было сразу показать, что мы люди серьезные и знаем, чего хотим.