— Готово! — наконец тихо говорит она.
Специальной шумовкой, осторожно, чтобы не помять драгоценные икринки, она извлекает икру из тузлука и выкладывает на кусок чистой белой материи, расстеленной на столе. Затем материю аккуратно заворачивают и начинают отжимать, как творог. Из свертка сочится лишняя влага. Творог этот, икорный, получается горячим, от него идет легкий парок. Его тут же перекладывают в ящик, набитый колотым пищевым льдом — быстро охладить.
— Минут двадцать полежит, остынет — и можно паковать, — поясняет тетя Паша, вытирая руки о фартук.
Тут же, на стеллажах у стены, уже ждут своего часа ровные ряды синих жестяных баночек с надписью «Caviar» и экспортными этикетками. Рядом — специальные машинки для закатки крышек. Еще несколько ловких движений — и черное золото Каспия упаковано, готово к долгому путешествию. Может быть, в валютный магазин «Березка», а может, и дальше — за границу, на стол какому-нибудь иностранному буржую, чтоб он лопнул.
Мы с Колькой молча наблюдали за этим процессом, чувствуя себя чужаками на этом празднике жизни (и смерти для осетров). Здесь, на этом забытом Богом острове, в условиях, далеких от стерильности, создавался продукт, за который на черном рынке платили бешеные деньги. Контрасты советской действительности продолжали удивлять.
Итак, операция «Черный жемчуг» вступила в свою решающую фазу. Наш драгоценный товар — четыреста пятьдесят банок отборной икры — был аккуратно упакован в два здоровенных брезентовых баула, пересыпан остатками колотого льда и готов к транспортировке.
И тут начался второй акт каспийского балета. Хозяева острова — Руслан, его молчаливые «архаровцы» и даже капитан Михалыч — вдруг приняли вид отстраненных наблюдателей. Мол, дело сделано, товар готов, а дальше — ваши проблемы, дорогие москвичи. Как хотите, так и доставляйте свою контрабанду. Хотите — обратно в Красноводск на нашем ржавом корыте, но учтите: ни за что не отвечаем. Там на каждом углу могут поджидать «друзья» — и рыбоохрана бдительная, и менты голодные, и таможня неподкупная (ха-ха), и просто местные басмачи, которым ваш деликатес дороже родной матери. Риск — дело благородное, но исключительно ваше.
Ясно, что вариант с Красноводском отпадал сразу. Мне нужно было в Махачкалу, и как можно скорее, чтоб на каспийской жаре не испортить товар. Я робко намекнул Руслану на «индивидуальный трансфер». Тот пожал плечами с видом человека, которому глубоко фиолетово, утонем мы в Каспии или нас съедят акулы.
— Спрошу ребят, — лениво буркнул он. — Может, кто и согласится за хороший куш вас до Дагестана добросить.
«Извозчик» нашелся моментально. Буквально из-под земли вырос некий Абдулла — жилистый, смуглый тип с бегающими глазками и хитрой ухмылкой. Он тут же заявил, что готов арендовать у Руслана одну из тех самых лодок-монстров с четырьмя моторами и домчать нас до Махачкалы «с ветерком», быстрее любого пограничного катера. Цена вопроса? Всего-то шестьсот рублей! Сумма по тем временам совершенно дикая, явно взятая с потолка в расчете на столичных лохов.
Тут во мне проснулся старый Марк Северин, тертый калач, съевший собаку на переговорах с ушлыми музыкантами и жадными чиновниками.
— Двести! — твердо сказал я, глядя Абдулле прямо в его бегающие глазки. — И ни копейкой больше!
Дальше разыгралась сцена, достойная пера Гоголя или базарной площади в Самарканде. Абдулла начал биться в истерике, рвать на себе рубаху (вернее, грязную майку-алкоголичку), кричать, что его еще никто так не оскорблял, что он потомок гордых воинов и за такие деньги даже веслом не пошевелит. В итоге, снизойдя до нашей нищеты, он согласился на пятьсот.
Тут уже моя очередь была изображать праведный гнев. Я стучал кулаком по столу (вернее, по ящику из-под рыбы), кричал, что это грабеж средь бела дня, что мы люди небогатые, приехали за экзотикой, а не за бриллиантами.
— Четыреста! — рявкнул я, картинно развернулся и пошел прочь, всем своим видом показывая, что торг неуместен. Хотя в кармане у меня, после всех расчетов, оставалось от силы рублей двести пятьдесят. Блеф чистой воды.
Мы разошлись, демонстративно недовольные друг другом, бормоча проклятия и обещая «подумать». Думать тут было нечего. Либо пан, либо пропал.
— Колька, — обратился я к своему молчаливому спутнику, который за всем этим цирком наблюдал с олимпийским спокойствием. — Ты же у нас мастер нестандартных решений. Обещал что-то придумать, если что. Время пришло.
Вид у моего таежного друга был на удивление беззаботным. Он хлопнул меня по плечу, усмехнулся и… направился прямиком к Руслану, главному пахану этого острова. Они отошли в сторонку, к воде, и долго о чем-то терли, жестикулируя и понижая голоса. Я нервно курил, наблюдая за ними издалека. Минут через десять Колька вернулся. Довольный, как кот, наевшийся сметаны.