— Да так, мелочи всякие… курева прикупить, минералочки… — соврал я. Не говорить же ей, что мы идем за махоркой, чтобы сбивать со следа милицейских собак.
— Ну, идите прямо по улице, никуда не сворачивайте… За поворотом увидите красный дом, кирпичный, такой… уродливый. Там магазин. Только осторожнее там, — предупредила она, поправляя прическу. — У нас тут местная шантрапа любит на углу собираться, барагозят. И собаки злые из дворов могут выскочить. Не дразните их.
— Не будем, — заверил я. — Мы ребята мирные.
Мы с Колькой вышли на улицу. Пыль, жара, стрекот кузнечиков. Улица состояла из живописного хаоса: глиняные мазанки, вросшие в землю, чередовались с недостроенными особняками из силикатного кирпича, обнесенными высокими заборами. Видимо, кто-то уже готовился к светлому капиталистическому будущему. На тротуаре — кучи строительного мусора, песка, щебня. По проезжей части, поднимая пыль, носились чумазые дети в рваных трусах, у некоторых на шее болтались кожаные треугольнички-амулеты — привет из глубины веков.
У щербатых ворот, на лавочках, сидели женщины в выцветших байковых халатах и платках, переговаривались о чем-то своем, перемывая косточки соседкам. Увидев нас, двух явно неместных, они проводили нас долгими, изучающими взглядами.
— Кого ищете, парни? Куда путь держите? — крикнула одна, самая бойкая.
— Магазин бы нам, уважаемая! — прокричал я в ответ. Зачем кричал — непонятно, улица была тихая, как в послеобеденный сон. Видимо, местная манера общения.
— А вон, угол видишь? — женщина махнула рукой. — Туда прямо топай! Там дом красный, из кирпича. Самый уродливый на всей улице — не промахнешься! Магазин там!
Мы поблагодарили и двинулись к углу. И точно — у самого поворота, вдоль обочины, сидела на корточках компания. Шестеро молодых парней, лет по восемнадцать-двадцать. Классическая «шпана обыкновенная», вид универсальный для всех окраин Советского Союза. Сидели, лузгали семечки, лениво сплевывали шелуху под ноги. Завидев нас, незнакомцев, группа заметно оживилась. Переглянулись, заухмылялись.
— Ле, салам не бывает, да? Совсем гордые? — окликнул нас один, рыжий, в потертых красных шортах и майке с надписью «СССР». Он даже не встал, говорил лениво, с вызовом.
Мы остановились. Колька посмотрел на них своим немигающим таежным взглядом.
— Чего тебе? — ровно спросил он.
— Денежек дайте, братухи, хлебушка купить, — все так же лениво протянул рыжий. — Голодаем, видишь.
— Да уж, заметно, — хмыкнул Колька, оглядывая их сытые морды. — Денег нет. Сами на мели.
— Вай, за слова отвечаю, есть у него! — встрял другой, долговязый, выгребая из кармана горсть семечек. — Я видел, как он в карман лазил!
— Эээ, ты че там мутишь, маймун? — рыжий наконец соизволил приподняться с корточек. — Сказал, трешку дай! По-хорошему прошу!
— А я сказал — не дам, — усмехнулся я, чувствуя, как внутри начинает закипать адреналин.
— Ле, ты базар фильтруй! Я твоей мамы мир топтал! — взвился рыжий, лицо его побагровело. — Че стало, ле? Совсем страх потерял?
— Ниче не стало, — мирно ответил я, делая шаг вперед. — Иди своей дорогой, джигит.
— Э, Хасанчик, скажи да ему! Пусть не борзеет! — Рыжий повернулся к самому крепкому из их компании — низкорослому, широкоплечему парню с тяжелым подбородком.
— Суету не наводи, да, здесь, — прогудел Хасанчик, угрожающе поднимаясь. Он был в шлепанцах на босу ногу, и это почему-то делало его вид еще более угрожающим. — Че за блатота? Хочешь проблем, да?
И он внезапно сделал угрожающее движение в нашу сторону, выбрасывая вперед руку, будто целясь мне в лицо.
— Ты с ним бакланиться будешь? Или сразу по щщам дашь? — крикнул кто-то из его дружков.
Но Хасанчик не успел «дать по щщам». Колька с молниеносной скоростью провел бросок. Короткое движение — и грозный гопник летит вверх тормашками, неуклюже шлепаясь мордой в пыль.
Остальные пятеро на секунду опешили, а потом, как по команде, с воплями кинулись на нас. И также разлетелись в разные стороны. Я с сожалением отметил, что раньше на отдельного типа мне требовалось секунды три, а сейчас все пять. Надо тренироваться.
Хулиганы поднялись. Смотрят волками.
— У рыжего нож, — предупредил я Кольку.
— Это разве нож? — усмехнулся он. — Точилка для карандашей. Вот нож.
И он откуда-то, словно фокусник, извлек свой японский штык. Длинное, узкое лезвие зловеще блеснуло на солнце. Откуда он его достал? Из-за пояса? Из рукава? Черт его знает! Вспомнился сериал про Горца из моей прошлой жизни — тот тоже свой меч невесть откуда извлекал, даже когда в трусах был. Вид у Кольки с этой хищной железякой был таким зловещим, что шпана явно побледнела.