Инна подставила для чоканья стакан с чаем.
— Всё ребятня, убегаю… сейчас планерка, потом подготовка вагона. Жду вас в половине третьего возле моего вагона с нерабочей стороны состава. Feuerstein?
— Jawohl Mein commander! — шутливо отрапортовал Миша.
Планерка была недолгой, надо было считаться со временем. До отхода поезда оставалось часа четыре, а дел еще выше головы. Принять вагон после предыдущей бригады, проверить исправность всего — от титана до туалета, получить чистое белье, запастись чаем, сахаром, печеньем для пассажиров… И, конечно, пополнить личные запасы — святое дело для любого работника сферы обслуживания.
В чаеразвесочной, пропахшей пылью и сладковатым ароматом грузинского чая №36, было на удивление пусто. Кладовщица тетя Шура, женщина неопределенного возраста с перманентной завивкой и вечно недовольным лицом, встретила Инну на удивление благосклонно — видимо, настроение было хорошее.
— Тебе сколько сахару-то, Инн? Семь блоков хватит? — спросила она, даже не дожидаясь ответа. — Хватит, конечно. Куда тебе больше? Чай какой будешь? Индийский кончился, бери грузинский, три пачки. Печенье будешь брать? А вот кофе есть, растворимый, индийский! Дефицит! Возьми баночку себе, потом сочтемся…
Подстаканники, ложки в целлофане, вафельные полотенца, даже салфетки бумажные — о, роскошь! — сегодня были в наличии. И туалетное мыло «Банное» Инна прихватила пачек десять — неподотчетный товар, всегда пригодится или самой, или толкнуть по сходной цене. Расписавшись в толстой амбарной книге и нагрузившись всем этим добром, как ишак на восточном базаре, Инна отправилась в ранжирный парк, к своему вагону — готовить плацдарм для секретной операции. Жизнь шла своим чередом, по строгим законам советской действительности, где дефицит и блат были такими же неотъемлемыми частями бытия, как партсобрания и пятилетние планы.
Коньяк в заварочном чайнике предсказуемо закончился. Тоска зеленая, помноженная на вчерашнее свадебное безумие и предстоящий риск, начала подкатывать к горлу. Надо было чем-то заняться, отвлечься.
— А пойдем на базар, что ли? — неожиданно предложил Колька, которому, видимо, тоже надоело созерцать пыльные стены вокзала. — Воздухом подышим. Местный колорит посмотрим.
— А пойдем, — согласился я от полной безысходности. Перспектива бродить по душному рынку под палящим солнцем не радовала, но сидеть и накручивать себя было еще хуже. Тем более, что Колька-то всю ночь дрых, как сурок, а я… скажем так, провел ночь с Инной в активном изучении особенностей секса с горячими уроженками юга. Не осуждаю ее, конечно, женщина красивая, темпераментная… Но вот встречаться с такими голодными до ласки дамами накануне ответственных мероприятий я бы никому не посоветовал. Организм потом требует исключительно горизонтального положения и минеральной воды. А вот в мирное время, наоборот, строго рекомендую! Эх, Инна…
Мы вышли с вокзала и почти сразу нырнули в бурлящую, кричащую, пахнущую всеми запахами юга тесноту махачкалинского базара. Солнце тут же скрылось за навесами из брезента, мешковины и чего-то еще, одному Аллаху ведомого. Стало темнее, но не прохладнее — воздух был густым, спертым, пропитанным ароматами специй, пота, подгнивающих фруктов и дешевой парфюмерии. Я почувствовал легкую дурноту, но отступать было некуда.
Прилавки ломились от всякой всячины. Торговали всем и вся, явно не заморачиваясь вопросами лицензий и уж тем более ОБХСС. Стиральный порошок «Лотос» соседствовал с кусками хозяйственного мыла размером с кирпич. Ослепительно блестели на солнце мотки проволоки для чистки посуды. Рядом — флаконы с шампунем «Яичный», тугие резинки для волос, пакетики с хной и басмой, пучки сушеного лаврового листа, связанные в веники. Потом торговые ряды неожиданно сменили профиль, и со всех сторон на нас нависли бюстгальтеры каких-то циклопических размеров, с чашечками, способными вместить средний арбуз. Вороха пестрого, аляповатого женского белья — трусы с начесом, комбинации из искусственного шелка, ночные рубашки фасона «прощай, молодость». Два раза нас бесцеремонно затерли в узком проходе две дородные матроны, с азартом выбирающие себе исподнее. Торговка лет сорока, сверкая золотыми зубами, помахала у меня перед носом гигантскими красными панталонами:
— Молодой человек, купи себе! Красота! Не пожалеешь! — и затряслась от беззвучного смеха. Соседки по прилавку тут же подхватили, загоготали в голос. Чувство юмора здесь было специфическим.
Кое-как вырвавшись из этого царства текстиля, мы снова оказались на солнцепеке. И тут же меня чуть не сбила с ног дребезжащая железная тележка на кривых колесах, груженая мешками. Ее толкал перед собой мужик неопрятного вида, в рваной майке.