Они обшарили его с головы до ног, искали спрятанное под курткой или заткнутое за пояс джинсов оружие.
— Кто ты?
Стефано, пытаясь вырваться из их цепких рук, заорал:
— Я сын того человека, которого вы арестовали в гостинице «Гибралтар».
Сильвия побледнела. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что этот юноша неопасен и искренне тревожится за отца. Она подала знак Куадри и Треви, и они, распахнув ближайшую от них дверь в коридоре прокуратуры, ввели Стефано в комнату.
Это была лаборатория ксерокопирования, вдоль всех стен комнаты тянулись полки с папками.
Стефано пристально взглянул на Сильвию.
— Послушайте, я понимаю, что это может показаться вам странным, но я узнал, что он мой отец, всего каких-нибудь несколько дней назад. Я его никогда не видел, мне о нем ничего не известно. А вы-то о нем что-нибудь знаете?
— Ну я ведь судья.
— За что вы его арестовали?
Сильвия почувствовала некоторое смущение.
— Очень сожалею, но не имею права ничего вам сказать. Тайна следствия.
Стефано не сводил с нее умоляющего взгляда.
— Ну пожалуйста, очень прошу вас, скажите, ради Бога, хотя бы, в чем его обвиняют. Он мне наврал с три короба, чего только не наговорил… Но разве можно верить такому человеку…
Сильвия взглянула ему в лицо.
— Если хочешь знать, то лично я ему поверила. И отпустила его.
— И где же он сейчас?
— Вот этого уж не знаю. Нас заботит обычно лишь то, как бы засадить человека. А когда он выходит на свободу, каждый волен идти, куда ему вздумается. А теперь извини, очень занята.
Она попрощалась с ним за руку и вышла из комнаты.
Андреа Линори был у себя в кабинете. Карта стоял у окна и смотрел, как Давиде паркует «мерседес». Андреа нервно расхаживал по кабинету.
— Вот уже несколько дней, как Фило не приходит на виллу. Последний раз я видел его на похоронах отца. Что с ним стряслось?
Карта помолчал и подумал. Потом, не оборачиваясь, ответил:
— То, чего он заслужил.
Андреа взорвался:
— Значит, ты его…
— Да, я. И это мне было не так-то легко сделать. Ведь он был для меня все равно как брат. Однако именно он оказался предателем, и твой отец погиб по его вине. Если бы твой отец остался жив, он приказал бы мне поступить так, как я поступил.
Андреа не мог прийти в себя.
— Но я-то не приказал! Я не хотел этого. И ни о чем тебя не просил.
— О таких вещах не просят. Это просто делают и все. И я это сделал из любви к твоей семье.
Андреа закрыл лицо руками.
— Уйди, оставь меня одного. Иди-иди.
— «Томпсон», 1880 год. Изумительные…
Эспиноза любовался часами, стоящими под зеркалом в гостиной виллы Линори. Потом снял очки и обернулся. Перед ним был Андреа.
— Кто вы? И почему пожелали меня видеть?
Эспиноза смерил взглядом молодого человека.
— Чтобы познакомиться с вами. Меня очень интересуют люди, взвалившие на себя ответственность, которая выше их сил.
— Как вы смеете…
Эспиноза улыбнулся:
— Прошу прощения, я пошутил. Мой визит носит деловой характер.
— Что за дело? Чем вы занимаетесь?
— Часами. Всех типов. Я от них просто без ума. Если часы высокого качества, ничто не может заставить их остановиться. Разве что землетрясение. К сожалению, эти тонкие приборы не в состоянии его выдержать… Это отчасти напоминает то, что происходит сейчас с «Сицилтекноплюсом».
— Землетрясение, о котором вы говорите, стоило жизни моим отцу и брату.
— Жестокость, которую я, разумеется, осуждаю. Но арест Корво в качестве ответного хода свидетельствует о куда более тонкой игре. Всего лишь несколько цифр, собранных вместе и напечатанных на бланке банка Антинари, и Корво готов, спекся! Вот это называется стиль!
— Что вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы «Сицилтекноплюс» вновь заработал, как раньше. Хочу помочь вам. Но чтобы сделать это, мне нужно прежде встретиться с вашим придворным художником Тано Каридци. Настоящий артист!
Лицо Андреа оставалось бесстрастным.
— Не знаю, о ком вы говорите.
— Спокойный голос, никаких эмоций… Поздравляю вас. Полное самообладание. Впрочем, Гарвард — лучшее место для подготовки руководящих кадров.
— А откуда вам известно, что я учился в Гарварде?
— Знать все о других и стараться, чтобы ничего не знали о тебе — вот краеугольный камень моей философии. Разве вас не учили тому, что информация это власть? Дайте знать Тано, что я жду его завтра вечером на молу номер девять. На моей яхте мы сможем спокойно поужинать и поговорить, не опасаясь посторонних глаз.