- Ну, что скажешь? Где аплодисменты, переходящие в овацию?
Федя похлопал.
Оба захохотали и кинулись тузить друг друга, делая выпады, как боксеры.
- Вот так, вот так, защищайся, закрывай скулу! Да не бей в солнечное сплетение, удар запрещенный, между прочим не к лицу моряку, - учил Жора, - Я из тебя сделаю боксера, кочегара же сделал. Я, Корешок, в спортзал бегал, когда на «Ташкент» еще был маленьким, как катер. Эх, когда это было - до войны ...
В кочегарку заглянул вахтенный механик.
Марш по местам, петушки! Срочно готовить главную машину, идем швартоваться. Корнев, все топки в дело. Пар упадет - сам гребной винт крутить будешь.
Федя бросился выполнять приказ. Пылающим факелом, который выхватил из патрона, он разжег все топки. Но пламя не вспыхнуло яростно в них: не хватало мазута. Донка не увеличила подачу. Она едва шевелила рычагами, даже приостанавливалась, и вздыхала, как человек, которому все безразлично.
Федя пустил ее на всю мощь. Несчастная донка, будто подхлестнутая кнутом кляча, дернулась всем корпусом, подпрыгнула, едва не оторвавшись от фундамента, и в бешеном темпе погнала мазут. Трубы вздрогнули, казалось, они не выдержат давления и разлетятся.
Через минуту кочегарку было не узнать. Во всех двенадцати топках пламя вихрилось, тускнело и задыхалось густым дымом. Он выбивался из топок во все щели, наполнял отсек, ел глаза, гнал слезу, забивал легкие. Крышки, закрывающие отверстия для факелов, стучали дробно, как пулеметы. Раздались какие-то выхлопы. Что-то скрипело.
Федя, не понимая, что происходит, вытаращил глаза на манометры. Стрелки, оставив красные черточки, медленно, зловеще сползали к нулю. «А где пар? Почему пар не держится?» Он заметался по кочегарке. Но механизмы не подчинялись ему. Надрываясь, они кричали на разные голоса, вопили, ругались, ворчали, просили о чем-то и злобно, словно издеваясь над беспомощностью, горе-кочегара, присвистывали. Федя заткнул уши. Ему казалось, что он попал в настоящий ад. В висках у него стучало. Пот заливал лицо. Дышать было нечем. Нестерпимый жар прижимал его к полу, к плитам.
В это время старший кочегар только что принял душ. Обмотав бедра махровым полотенцем, вышел из душевой, направился к себе в каюту и насторожился.
В румпельной, расположенной над вестибюлем, по кругу которого размещались каюты рядового состава, неожиданно запыхтела рулевая машина и заскрежетал руль. Под кормой «Ташкента» забулькало. Она начала мелко вибрировать. Шевельнулся нехотя гребной винт и шумно замолотил.
- Швартовка! - ахнул Юрчик, шмыгая носом. - Дымнет парень! Дымнет! Первая вахта!..
Он прыгнул на трап, по полотенце не удержалось на бедрах и запуталось в ногах. Юрчик подхватил его и чертыхаясь, нырнул в первую попавшуюся каюту, натянул подвернувшийся под руку комбинезон. Выскочил на верхнюю палубу и застонал.
Над высокой трубой «Ташкента» вырастал жирный столб дыма. Едва заметный ветерок растягивал его траурным шлейфом над бухтой, над пароходами, стоявшими на рейде, и направлял в сторону города, туда, где был мысок сопки Любви.
С танкера кричали:
- Эй, на «Ташкенте»! Смолу гоните?
Юрчик схватился за голову. «На виду всего флота! Разговора на всю жизнь не оберешься. Анекдоты про Юрчика палить будут. Позор!» Он несколько минут стоял, будто парализованный. Потом побежал, высоко вскидывая ноги, чтобы удержать колодки. Но правая все-таки слетела. Описав дугу над леерами, она булькнула за борт и закачалась на воде. С таннерка снова закричали:
- На «Ташкенте», а бухта при чем?
Юрчик, не останавливаясь, погрозил кулаком. У входа машинное отделение он натолкнулся на старшего механика. Тот, забыв подтянуть брючки, с оголенным животом, в гневе сорвался на сипение:
- Любуешься, как твой шик пшиком в трубу выходит! Сопку Любви, весь Петропавловск закоптили! А если бабы белье сушат!! Да теперь на берегу не показывайся. Заикнись, что ты с «Ташкента», и шайками забросают. - Он вдруг посмотрел на ноги Юрчика. - Ты что, сдурел - в кочегарку босиком. На! - и скинул с ног шлепанцы.
"При чем тут шайки с бабами?» - озадаченно думал Юрчик, скатываясь по трапу. Влетел в кочегарку, как в преисподнюю, крутанул клапан дутьевого вентилятора, который гнал воздух к топкам. Вентилятор, набирая обороты, загудел. Тут же Юрчик утихомирил донку. Она, словно почувствовав умелую руку, заработала плавно, без срывов. В трубах прекратился треск. Топки, перестав чихать дымом, удовлетворенно заурчали. Стрелки манометров медленно, но верно поползли вверх.