Вливаться в их компанию Федя yе торопился. Что-то в ней было не по душе ему.
Они подчинялись человеку неопределенных лет по прозвищу Братишка. У него вместо левой ноги был протез, грубый вытесанный из цельного чурбана и подбитый резинкой. Он выдавал себя за моряка-черноморца, потерявшего ногу при героической обороне Севастополя. .
Когда билеты еще были в кассах и люди терпеливо ожидали своей очереди, подходил Братишка, тяжело опираясь на костыль. Покачнувшись, он выставлял костыль, как копье, водил им из стороны в сторону, будто раздвигая толпу перед собой, и говорил сиплым басом:
- Вы, кочколазы, раздайся перед морем!
И люди покорно расступались. Братишка, скрипя протезом, ловко скакал к кассам, совал в узкое окошечко всю руку с зажатыми в ладони рублями, трешками и пятерками.
Иногда в очереди кто-нибудь возмущался: «Он такой же герой Севастополя, как я папа римский! Ногу трамваем оттяпало, когда из пивной выползал ... »
Но таких мало кто поддерживал: война и каждый искалеченный вызывал сострадание.
Братишка раздавал билеты мальчишкам, а сам в тени мерцал самокруткой, ожидая выручку.
Вот и в этот вечер нахохлившаяся фигура в грязной тельняшке маячила под аркой неподалеку от входа в кинотеатр.
Вдруг к Феде протиснулся расхлябанный мальчишка с толстыми, вывернутыми губами. Он ехидно осклабился, обнажая розовые десна, и прошепелявил:
- Чего штоишь? Откуда вылупилшя такой Прыщ. Ну штой, штой, пока штоитша ...
Федя от неожиданного оскорбления вспыхнул, а мальчишка презрительно цыркнул слюной ему под ноги, шмыгнул под арку и что-то зашептал Братишке.
«Прыщ! Это я-то Прыщ! - негодовал Федя. - Да я бы задал тебе, если бы не этот, с костылем».
В зале прозвучал последний звонок. Все засуетились, К Феде шагнул торговый морячок в тонком свитере.
- Корешок, мне кажется, у тебя есть? - спросил он напористо. - Выручай! В рейс ухожу завтра, а тут такая картина. Посмотреть бы перед морем, как наши женщины этих гадов бьют.
А Федю и просить не надо было. Он с радостью протянул билет, готовый отдать его моряку бесплатно.
Моряк взял и, видимо, поняв состояние Феди, не стал расплачиваться деньгами, а вынув из заднего кармана синих, рабочих брюк непочатую пачку американских сигарет «Кэмел», сказал весело:
- Держи, Корешок, подарок.
Федя отпрянул.
- Не курю я!
Но отказывался он не только потому, что не курил, а потому, что больно щедрым показался подарок.
- Чудак-человек! Бери, - моряк широко улыбнулся и, не обращая внимания на возражения, решительно засунул пачку за обшлаг Фединого пальтишки и скрылся в кинотеатре.
И тут Феде на ухо прошептали:
- Прыщ! Сигареты на лапу!
Перед ним стоял губастый с дружками.
- Чего захотел, на-ка выкуси! - и Федя ткнул фигу под нос Губастому.
- Ах ты деревня! - обозлился тот. Он, перехватив его руку, дернул к себе. Сзади подтолкнули к арке. Кто-то дал подножку - Федя упал на булыжник. На него навалились, ощупывая карманы. Изловчившись, он вывернулся. Вскочил и бросился из арки на улицу. Но дорогу перегородил Братишка:
- Стоп, шустряк!
Федя замешкался. На него налетели снова, начали бить, требуя сигареты. Губастый ударил в подбородок чем-то твердым.
- Гадюка подколодная! - не выдержал Федя и головой саданул противника в живот.
Губастый согнулся и замычал от боли. Но остальные разъярились еще больше. Теперь они били куда попало: по лицу, по голове, старались свалить его с ног. Федя едва держался. Он уже не думал о сигаретах: главное, не упасть бы перед гадами.
Под сводами арки послышался скрип деревяшки.
- Чего резину тянете? - спросил недовольно Братишка.
- не отдает, шволочь пузатая!
- Уметь надо, а ну!
Сильная рука сжала плечо Феди. Другая рванула обшлаг пальто. Он, как затравленный зверек, укусил Братишку.