Выбрать главу

Он выдрал меня из структуры Ульмана живьем. Сопротивляющуюся, истекающую кровью, бьющуюся в агонии и вынужден был молча терпеть, выжидая, когда настанет час икс.

Домашний арест - как вынужденная мера. Своего рода смирительная рубашка, которую одевают на пациента, чтобы помешать больному причинить вред не только другим людям, но и самому себе. Потенциально существовал шанс того, что может произойти зачистка либо перевербовка агентурной сети, а значит, реальная опасность отправиться на встречу с Аидом.

Несмотря на обиду, злость и прочие нехорошие чувства, пришлось признать - Арсений реально меня защищал.

Оставался вопрос по Дубову. Если бы в разговоре не прозвучало имя «Лейла», я бы, возможно и остановилась на предположении, что он действовал только по просьбе Липницкого. Но после - начала сомневаться. Или же там сошлись интересы со всех сторон, во что верилось больше всего.

За годы работы на Юру - обросла знакомствами. Очень разными. Но Дуб не спросил бы наугад. Он явно что-то знал - и это напрягало, а потому передавать его просьбу Лейле не торопилась. Да и возможности такой не имела, так как Арс оставил меня без средств связи.  

 

Нет ничего в хозяйстве более полезного, чем провинившийся мужчина.

В моем случае не знаю, что чувствовал Сеня, но я карала его долго. После психов с разбитым стаканом, он, успокоившись, опять пришел в отведенную мне комнату примерно через час. И получил полное игнорирование. При его попытке приблизиться - начала отступать, случайно пройдясь по битому стеклу. Хруст под обувью замечательно дополнил мою нервозность.

- Вера… - Арсений остановился, вглядываясь. - Не бойся меня…

- Не подходи.

 

На самом деле возможность помучить Арса представилась случайно. Сам подал мне идею, решив, что испугал своей выходкой. Да и цели такой не преследовала. Держала я его на расстоянии совсем по другой причине.

Все дело в совести. Находясь в полном неведении о том, как развиваются события - фантазия рисовала варианты один другого хуже. А если Крапивин, раздобыв базу, устроил бойню? Сидеть в тепле-добре, это, безусловно, хорошо. Но не тогда, когда возможно от вашего участия зависит чья-то жизнь. К тому же, какой бы золотой ни была клетка - она останется клеткой. Момент принудительного заточения давил неимоверно.

Пребывая в таком душевном раздрае, помириться с Сеней означало бы смириться и со всем остальным, чего сделать не могла. Он меня не слышал. А я девочка не глупая. Хватило одного раза, чтобы уяснить политику партии: рисковать собой мне не дадут.

Две недели Липницкий пробовал подобраться поближе, натыкаясь на мои вздрагивания и настороженный взгляд, словно на прозрачную стену. На попытки разговорить - получал бойкот.

От ужинов я отказалась. Зато похудела здорово. Но, скорее всего, это случилось на нервной почве.

Арс тоже сбавил вес. Осунулся. Потускнел. Смотрел на меня раненным зверем, заставляя сердце сжиматься…

Третьего февраля, в четверг, Сеня приехал раньше обычного. Открыл дверь и остановился на пороге. Оторвав взгляд от книги, посмотрела на него. Вдоль позвоночника пошел озноб - мой верный предвестник плохого.

- Здравствуй, Вера.

- Здравствуй. - Откликнулась, изменив правилу. Предчувствие противно закопошилось внутри.

Он подошел и протянул молча свой телефон…

 

Не знаю почему, но я за Юргиса не переживала особо. Возможно потому, что знала его слишком хорошо. Бизнес, которым занимался Ульман, изначально строился на риске. И за столько лет он не только сумел наладить весь процесс, но и заработал в нем «Имя». Изворотливый как змея, хитрый как лиса, умный как стая математиков. Он не мог не знать, о намерениях Прохора Крапивина..!

Глядя на фото трупа у меня потемнело перед глазами. Синие губы; неестественно изогнутая рука; полуприкрытые глаза; бордовая от крови рубашка…

- Теперь ты счастлив? - Сглотнув, вернула смартфон.

Кошмарная ситуация. Внутри разрядами били молнии, а внешне, подавляя себя изо всех сил, приходилось сохранять хладнокровие. Знать о моих чувствах Липницкому было не только не желательно, но и вредно.

Арс не ответил. Отошел к окну и стоял там молча долго.

- Я буду счастлив, когда ты снимешь свою блокаду. - Сказал, наконец.

Такие простые слова, а по реакции подействовали как контрастный душ. Мы ведь оба в итоге мучились. Не он один. Сложность состояла в том, что как все исправить не представляла.