- Мне очень жаль, Кирилл Геннадиевич, но без потерь в этот раз не обойдется. - Прервала в итоге гнетущее безмолвие. - Вы, конечно, можете выторговать больше времени для поисков, только… - Запнувшись, сжала в презрении губы. - Поймите, я не отдала бы этому скоту ни жену, ни ребенка, даже если бы нашла их каким-то чудом. Алпаров хочет вернуть не только сына. По крайней мере, так потребовал с меня. Не надо много ума, чтобы понять зачем. Уж явно не просить прощение.
Я сделала глоток кофе, посмотрела на напряженную спину Арсения и выдохнула печально. Ситуация патовая. И выход виделся только один.
- Вы верите в бога? Аурика рассказывала, как молилась и Аллаху и Богу. Поочередно. Знаете, о чем она просила? Чтобы любовница родила мальчика… - Откинувшись на спинку стула, не сдержалась: - Это ж полный звиздец!
- Что тебе сказал Эмиль? Он обозначил сроки? - Подал голос Липницкий, не поворачиваясь.
- Алпаров загнал меня в угол, и я вынуждена защищаться. В связи с этим у меня просьба. - Сказала, игнорируя вопрос. - Не ввязывайтесь, пожалуйста. Свои проблемы я решу сама. Арсений Викторович сейчас немного взволнован… пожалуйста, убедите его отпустить меня… на некоторое время.
Липницкий хрустнул пальцами, а Кирилл Геннадиевич внезапно усмехнулся.
- Зачем ты его так злишь?
- Да ладно. - Протянула удивленно. - Это вы его полчаса назад не видели. А еще он как-то на меня наорал. - Сообщила доверительно, понизив тон и наклонившись немного вперед.
- Сеня..? - Брови Дубова полезли вверх.
- Угу.
- Сеня. Наорал. - Уточнил, сдерживая улыбку, и коротко глянул в сторону Арса. - За что? - Подался ко мне с явным любопытством на лице.
- Кир-р-а-а..! - Зарычал Липницкий, разворачиваясь к нам.
Дуб закусил нижнюю губу, лукаво щурясь, подумал о чем-то, и, сбрасывая веселье, словно маску, сказал с толикой снисходительности:
- Нет, Корица. В этом я тебе не помощник. Девочкам нечего делать в таких переплетах.
- Фи. - Театрально сморщила нос. - А как же гендерное равенство и все дела?
- Не во время начинающейся смуты, Вера. Жанна д'Арк, если помнишь, плохо кончила.
- Зря вы так… Не надо недооценивать женщин. - Вырвалось непроизвольно.
Его глаза опасно сверкнули, заставив прикусить язык.
Если до этого у меня еще теплилась надежда на поддержку, то после - исчезла. Какое там! У таких как Дубов и Липницкий для слабого пола отведено определенное место. Отдушина, нега, сладость, но никак не боевой равноправный товарищ. Плечом к плечу в их понимании могли стать стеной только мужчины. Бабье должно находиться за спиной и никак иначе.
Что-то неприятно дернулось в груди от возмущения. Ладно. Зачем лезть на рожон? Недаром говорят: «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Пусть продолжают с наслаждением почесывать свой патриархат.
Решение я приняла еще когда Зеву оперировали. Алпаров отмерил две недели. Но не мне, а себе.
Пока Арс разрывался между мной и звонками, выбрала момент. Кусая губы от боли, скрюченными пальцами содрала крышечку одной из больших пуговиц на куртке, достала из нее сим-карту и вставила в телефон.
- Долг. Эмиль Маратович Алпаров, восемьдесят третий год рождения. - Сказала, холодея. Потом назвала страну и город.
- Сроки?
- До конца месяца. Готова помочь с дорогой.
- Если понадобится, я сообщу.
Признаюсь. Никогда в жизни и даже в дурном сне не могла себе представить, что придет такой момент, и я воспользуюсь обещанием Лейлы..!
Сомнений в том, что Арсений сможет взять маму с братом под защиту не возникало. А теперь вопрос: сколько времени всем пришлось бы сидеть в полной изоляции? Год? Три? Десять? К тому же, как показывала практика, непредвиденные ситуации вполне возможны. И Зевс, из которого вынимали пули, был пока еще живым доказательством этого. Короче. Нервы сдали.
После душевного разговора в офисе меня отправили к Сене в дом. Повезли под охраной. Он задержался. Видимо, чтобы обсудить с Кириллом Геннадиевичем великие стратегии и наполеоновкие планы по разруливанию ситуации. Благо телефон остался при мне. Похвалила себя за то, что сумела сдержаться. Связь нужна, а стоило брякнуть чего лишнего - отобрали бы, как пить дать.
Вечером Арс появился на пороге комнаты, где я вела борьбу с собственной человечностью. Чувствовала себя зверем… но укоры совести успешно подавлял страх. И видит бог, когда речь идет о жизни родных, имея шанс предотвратить угрозу, любой на моем месте поступил бы так же! Отчаянье и не до такого довести может!
А что оставалось? Сидеть и ждать, пока еще один ублюдок придет за мамой? Или за Сашкой?! Надеяться на охрану? Прятаться месяцами за трехметровым забором? Голова шла кругом…