Ответа он не дождался — успевшие нюхнуть утреннюю порцию кокаина настоящие колумбийские мужчины, растерявшиеся от неожиданной испанской речи в устах типичного гринго и от заданного совершенно невероятного вопроса, слишком долго собирались с мыслями. Он поднялся на четвертый этаж, постучал в дверь.
— Что тебе надо? — спросила Анджела из-за дверной цепочки.
— Только то, что у тебя есть!.. — широко улыбнулся Боксон и достал из-за пояса длинные кусачки. — Ты угостишь меня кофе или мы устроим скандал на весь дом?..
С этими словами он ловко просунул кусачки в приоткрытый проем и перекусил цепочку. Анджела попыталась захлопнуть дверь, но ещё раньше Боксон предусмотрительно поставил на порог ногу.
— Не глупи, Анджела, — сказал он, — пора признать свое поражение и приступить к сотрудничеству…
Боксон отодвинул журналистку от двери, вошел в квартиру, тщательно закрыл замок.
— Что тебе надо? — повторила она.
— Правду, Анджела, только правду, — он подошел к ней вплотную, схватил за руку и отработанной подножкой сбил с ног. Она вскрикнула, но он уже затыкал её рот сдернутой со стола салфеткой. Потом, без особых затруднений преодолевая сопротивление, связал — руки к ногам.
— И да поможет тебе Бог! — сказал он, укладывая Анджелу на кровать, включил стереофон, поставил большую пластинку (что-то из репертуара Джимми Хендрикса), отрегулировал звук. — Нас могут подслушивать, поэтому перестань мычать, и я расскажу тебе интересную историю… Если ты согласна выслушать меня молча, моргни два раза, я вытащу салфетку…
Полными ненависти глазами она моргнула два раза, Боксон вытащил кляп.
— Чего ты хочешь? — проговорила Анджела, и Боксон приложил ладонь к её губам:
— Помолчи, пожалуйста, пока я говорю… Тебе удобно?
— Нет! Развяжи меня!
— Рано! По крайней мере — пока! А теперь слушай…
Боксон спокойно, стараясь не повышать голоса, рассказал Анджеле некоторые подробности создания «Фронта пролетарского освобождения», незначительные детали из жизни команданте Пеллареса, его соратника Хорхе Латтани, а также о других персонажах, прямо или опосредовано связанных с гватемальской революцией, многонациональной американской мафией и гватемальскими же «эскадронами смерти». Всю эту увлекательнейшую информацию ему передал разговорившийся Хосе-Рауль Мартино. Примерно на середине рассказа Анджела начала кричать:
— Заткнись, ты все врешь!..
Боксон закрыл её рот ладонью и показал салфетку:
— Не перебивай меня, ещё не время!..
Закончив рассказывать, он спросил:
— Итак, начнем сначала: где Пелларес?
— Я не знаю, развяжи меня!.. — завизжала она.
— Сейчас…
Он снова заткнул ей рот салфеткой, достал нож и одним длинным взмахом разрезал платье сверху донизу.
— У тебя красивая грудь, — сказал Боксон. Потом он сделал ещё несколько разрезов и лохмотья одежды полетели в угол.
— Подожди, я сейчас что-нибудь найду… — Боксон легко шлепнул Анджелу по обнаженному заду, отчего она содрогнулась всем телом, огляделся по сторонам, подошел к деревянной табуретке, отвинтил ножку.
— Вот смотри… — он показал эту деталь мебели Анджеле. — С этим инструментом ты сейчас займешься энергичным сексом. В том числе — анальным. Я буду содействовать изо всех сил, а потом выломаю тебе все зубы и трахну сам. Мне однажды рассказывали, что секс с окровавленной кричащей женщиной невероятно стимулирует интеллектуальную активность…
(Эти подробности Боксон слышал в Легионе от бывшего американского морского пехотинца Стивена Ларса, сбежавшего из Сайгоне от американской же военной полиции, арестовавшей склонного к садизму соотечественника за преступления против мирных вьетнамских жителей.)
Он полминуты смотрел в её полные ужаса глаза, потом тихо произнес:
— Сейчас я достану салфетку и ты ответишь на все мои вопросы… По-моему, тебе уже надоело быть жертвенной пешкой у зажравшегося мафиозных боссов, нет? Только не кричи…
Он осторожно вынул кляп, укрыл её одеялом и положил под голову подушку.
— Извини, я пока не могу тебя развязать…
Из её глаз потекли слезы.
— Ну, вот!.. Все в порядке, малышка, — он достал платок и начал вытирать ей лицо, — пока я с тобой, тебя никто не обидит…
— Развяжи меня… — она хлюпнула носом.
— Только после твоей исповеди… Не бойся, я не падре из конгрегации, интимных вопросов задавать не буду…
— Я тебе не верю…
— Я бы тоже не поверил, но как-то уж красиво все складывается… Давай не будем обманывать сами себя…