— Есть сложности с размещением арестованных, — напомнил дежурный.
— Знаю.
— Звонили из горкома, просили зайти к Первому.
Малкин поморщился, словно отрыгнул незрелым лимоном.
— Ясно, — сказал спокойно. — Абакумов в расположении?
— Был в дежурке, пошел к себе.
— Ладно. Если что — я на месте. До связи.
Не откладывая, позвонил Колеуху, недавно утвержденному первым секретарем горкома, спросил глухо, не здороваясь и не называя себя:
— Что там у тебя?
— Здравствуй, Иван Павлович. У меня в приемной старушка-гречанка из местных. Фамилия… Кулаксус. Жалуется: на днях арестовали мужа, сегодня ночью взяли сына.
— Ну и что?
— Надо растолковать за что и прочее. Она утверждает — без вины.
— Утверждает… А ты и уши развесил?
— Я тебя, Иван Павлович, не понимаю, — обиделся Колеух.
— Это я тебя не понимаю! Если все чистенькие, как ты, о кого ж мы тогда руки пачкаем?
— Иван Павлович…
— Разберемся, — отчеканил Малкин голосом, не терпящим возражений. — Не виновен — отпустим. Только уясни для себя, новоиспеченный секретарь: мы невиновных не берем.
— Ты хочешь сказать, что НКВД не ошибается?
— Да! Не ошибается! Это истина, которую первому секретарю горкома стыдно не знать. Так и разъясни ей, своей гречанке.
— Иван Павлович!..
— Видал? — распалился Малкин. — Разорили осиное гнездо — побежала в горком искать защитничков!
— Ты мне можешь дать сказать?
— Все. У меня на глупости времени нет.
4
В душных камерах жуть. Мерзко пахнет карболкой, водочным перегаром, гнилью несет от немытых тел. Люди скученны, обливаются потом.
— Господи! За что покарал нас, всемилостивый, — прошамкал беззубым ртом высокий старик с морщинистым, благообразным лицом. — То ли мало тебе горя людского?
— Не богохульствуй, отец! — угрюмо отозвался мужчина лет сорока пяти. — Не Бог покарал нас — то-ва-рищи, люди.
— Нелюди, — уточнил кто-то со вздохом.
— Нелюди, — согласился мужчина.
— Тихо, говоруны, — прошипели из дальнего угла камеры. — Здесь у стен тоже уши.
Душно. Слабеющие зевают, широко раскрывая рты, судорожно вдыхают истощенный воздух. Их проталкивают к крошечному оконцу под потолком: под ним воздух сытнее. А когда кто-то не, выдерживает и теряет сознание, стоящие у входа начинают остервенело дубасить кулаками в металлическую дверь. С лязгом откидывается задвижка «кормушки», дверца приоткрывается и мордастый надзиратель недовольным бабьим голосом спрашивает: «В чем тут, собственно, дело?»
Ему разъясняют, он деловито задраивает «кормушку» и уходит, а через время появляется, врач с помощниками. Брезгливо морщась, накладывает пальцы на запястье страдальца, просчитывает пульс, сует под нос больному комок ваты, смоченный нашатырем, приводит в чувство и молча, не поднимая глаз, — уходит. Все. Прием окончен.
5
В кабинет осторожно, неестественно горбясь, вошел начальник ДПЗ и, несмело кашлянув, остановился у порога.
— Что тебе? — Малкин строго взглянул на вошедшего.
— Разрешите доложить, товарищ майор, в камере номер два обнаружен мертвец.
— Кто? — спросил Малкин, подавляя зевоту.
— По документам — сотрудник госбезопасности, товарищ майор.
— Откуда? — насторожился Малкин.
— По документам — из Москвы, товарищ майор.
— Что-о? — у Малкина неприятно засосало под ложечкой. — Вы что там, с ума посходили?
— Никак нет, товарищ майор, — испуганно пролепетал сержант, — у меня матерьялы и резолюция есть.
— Матерьялы, резолюция… Кто поместил?
— Галясов. Вчера вечером его доставила охрана дачи товарища Сталина. По документам — околачивался с девицей в лесу в запретной зоне. Изучал подходы. При задержке оказал сопротивление.
— А девица? Девицу задержали?
— Никак нет, товарищ майор. Якобы сбежала.
— Сбежала? Абакумов! — прокричал Малкин в трубку. — Тебя что? Мокряк не колышет? Подставил сержанта вместо буфера, а сам отсиживаешься?
— Мне только сейчас доложили. Обстоятельно разберусь — доложу. Может, и не мокряк вовсе.
— Что там разбираться! Что разбираться! Немедленно направь на дачу оперативную группу! Галясова… Нет! Лично возглавь! Переверни общежитие. Обнаружишь девицу — арестуй весь наряд. И пешком, пешком, гадов, через весь Сочи, на виду у всех… Я их, б-дей, научу свободу любить!
— Вы полагаете…
— Уверен! Сигналы поступали давно, не успел проверить.