— В свете открывшихся фактов, — сказал он, немея от страха, — этот вопрос надо попытаться рассмотреть в иной плоскости.
— То есть вы считаете целесообразным проверить обоснованность арестов всех, кто прошел по рапортам Одерихина, и только после этого ставить точку в его деле?
— Да, — обрадовался Саенко подсказке первого секретаря крайкома, — именно это я и хотел сказать.
— Начальник горотдела НКВД коммунист. Вот ты как первый секретарь горкома партии потребуй от него подробный доклад по всем делам. Вынеси вопрос на бюро. Не подчинится — исключите его из партии. Я поддержу. Вот таким образом. После этого решим вопрос о партийности Одерихина. Но я более чем уверен, что Одерихин — честный коммунист и его борьба против мракобесия — героическая борьба, и очень плохо, что горком оставил этого человека один на один с врагами народа.
— Вы, Петр Иануарьевич, правы на все сто процентов. Но Одерихин рассказывал такие немыслимые вещи, что в то время меня даже палкой не заставили бы поверить ему.
— Мы вернем дело не утвержденным. Придется вам тем же составом, кроме арестованных, конечно, приносить коммунисту Одерихину свои извинения.
Селезнев положил трубку. Саенко еще долго сидел в раздумьях, и хоть стрелки часов показывали уже начало пятого — сна не было. Пришлось отложить все дела и немедленно заняться делом Одерихина. «Черт бы их всех побрал, — ругался Саенко вслух, бессмысленно перекладывая папки из сейфа на стол и обратно. — Не могут решить раз и навсегда партия — это все, и без решения партии, без согласования с нею ничего не сметь. В стране должен быть один хозяин, а когда их много — порядка не будет!»
16
Сербинов обиделся. Больно стегнуло по сердцу напоминание следователя о его еврейском происхождении. Какой-то вонючий лапотник, рязанский замухрышка, а поди ж ты, попер в антисемиты. Как портит власть людей, особенно, если достается таким вот…
— Ну что же вы молчите, Сербинов? Повторить вопрос?
— Не надо, — выдавил из себя Сербинов. — Вы требуете говорить покороче, вот я и собираюсь с мыслями.
— Ну-ну!
«Что бы ты гад, делал без евреев? До сих пор ползал бы на четвереньках перед царем батюшкой» — кипело внутри.
— Лично моя вражеская работа заключалась в том, что я не мешал Лаврушину и Ковалеву «не находить» в крае антисоветских формирований правых, несмотря на то, что сигналов о них было предостаточно. Незначительные удары по ним, конечно, наносились, но только по тем, которые не имели связи с действовавшими в органах и не могли привести к провалу Евдокимова. Чаще правыми оказывались арестованные, которые таковыми не являлись.
— Даже здесь не обошлись без фальсификации.
— Должны ж они были как-то сохранять свои кадры. Вот и вертелись.
— Вы говорите так, будто сами к этой своре не принадлежите.
— Я же говорил, что организационно я к ним не примыкал, никаких поручений не выполнял, единственное, что делал — это закрывал глаза на то, что они творили. В противном случае они стерли бы меня в порошок.
— Свежо предание, да верится с трудом. А точнее сказать — совсем не верится. Расскажите подробно о своей связи с Курским как участником антисоветской организации.
— В середине ноября тридцать шестого года меня вызвали в Москву на стажировку и до января тридцать седьмого держали на следствии. Неожиданно, как я потом узнал — по инициативе Курского, меня назначили начальником отделения СПО НКВД СССР…
— С чем вы связываете это назначение? Показывали образцовую работу или были другие причины?
— Я терялся в догадках. Было и такое предположение, о каком вы говорите. Я действительно проявлял сноровку, особенно по делу Зиновьева и его группы. Но тревожила другая мысль: не есть ли это умышленное удаление меня от периферии как не проявлявшего активности в антисоветской деятельности. Ведь основная вражеская работа проводилась там. Основания так думать были, потому что Курский, как и Лаврушин, был питомцем Евдокимова.
— А Лаврушин не говорил о нем, как об участнике организации?
— Нет. Не говорил. Я попытался провести разведку через близких к нему людей — не получилось. Как-то, зайдя к нему в кабинет, я решил воспользоваться редким случаем, когда он был один, и откровенно переговорить с ним по этому вопросу. Я рассказал ему, что от Лаврушина мне известно о существовании антисоветской организации, блокирующейся с правыми, участниками которой являются многие чекисты Северного Кавказа. Курский не дал мне договорить, в очень резкой форме обвинил в том, что я собираю вражеские сплетни. Тогда я пошел дальше и сказал, что, по словам того же Лаврушина, эту организацию возглавляет Евдокимов, но он слушать не захотел. Когда порешали основные дела, с которыми я к нему зашел, он вдруг вернулся к прерванному разговору и стал хвалить Евдокимова как человека, преданного советской власти. Рассказал о том, как они в тридцать третьем вскрыли контрреволюционную антипартийную группу в Таганроге, как поднимали шахтинское дело. Словом, сказал, что знает его лучше других и даже мысли не допускает, чтобы Евдокимов являлся участником антисоветской организации.