— Только у казаков?
— Да нет! Конечно, у всех! Остатки зерна отбирали даже у тех, кто уже выполнил план хлебозаготовки. Сильно пострадали бедняки и станичная интеллигенция, которые, будучи уверенными, что их-то советская власть не тронет, держали свой хлеб открыто. За эту веру они крепко поплатились. В станице Брюховецкой был наглядно продемонстрирован закон отрицания отрицания…
— Что? — глаза следователя насмешливо сузились. — Закон отрицания отрицания? Вы… соображаете о чем говорите?
— Соображаю, — обиделся Малкин. — На втором пленуме Кубокружкома, состоявшемся в марте двадцать восьмого, нам популярно разъяснил его бывший секретарь Барышев.
— Какое отношение этот закон может иметь к хлебозаготовкам?
— Самое непосредственное.
— А конкретней?
— Когда станичнику предлагали сдать хлеб, а он отрицал это своим извечным: «Хлеба нема», с ним проводили соответствующую индивидуальную работу, отрицая, таким образом, его отрицание, и он вынужден был подчиниться этому закону и сдать хлеб.
— Да-а… Сильны вы были с вашим Барышевым… И как же вы продемонстрировали его в Брюховецкой?
— Демонстрировал не я.
— Опять не вы! Кто же?
— Там занимались хлебозаготовками специальные уполномоченные крайкома ВКП(б). Они собрали казаков, отказавшихся сдавать хлеб по дополнительному обложению, — приказали им раздеться и босиком, в одних подштанниках, погнали к реке. Там их с помощью станичного актива крепко избили, потом заставили прорубить лед, стать в холодную воду и стоять до тех пор, пока не запросят пощады и не согласятся выполнить установку крайкома. Об этих перегибах были проинформированы секретарь крайкома ВКП(б) Шеболдаев и Евдокимов, но мер никаких принято не было. Более того: Шеболдаев доложил о положении дел с хлебозаготовками Сталину и добился выселения ряда станиц.
— Как отреагировали на это казаки?
— Не только казаки. Все. К началу тридцать третьего года обстановка в крае настолько накалилась, что в любой день можно было ожидать выступления похлеще того, что было на Тамбовщине. Невыгодное для ЦК развитие ситуации вынудило его направить на Кубань бригаду ЦК ВКП(б) во главе в Кагановичем, которая, побывав в роде станиц, на мой взгляд, правильно оценила создавшееся положение. По результатам работы бригады ЦК принял род важных решений, в ходе реализации которых к перегибщикам-мародерам и другим «деятелям», безнаказанно орудовавшим в хуторах и станицах, были применены репрессивные меры. Созданная специальная комиссия, в которую вошел и я…
— Наконец-то! — встрепенулся следователь. — Хоть слово о себе!
— Да, — улыбчиво отреагировал Малкин, — но заметьте: со знаком плюс.
— Продолжайте, — следователь безнадежно махнул рукой.
— Комиссия рассмотрела все дела на осужденных судами и «тройками». По итогам ее работы из тюрем и специально организованных лагерей было освобождено около двадцати тысяч казаков…
— Вы имеете в виду тех, в отношении которых приговор еще не был приведен в исполнение?
— Ну… — Малкин замялся, — в основном, конечно, да. Главное не в этом. Главное в том, что у судов после этого отобрали дополнительные полномочия, а «тройки» ликвидировали… на время… Вскоре их восстановили. Всем, у кого незаконно были изъяты остатки хлеба, выдали продовольственную ссуду.
Малкин замолчал. Следователь, цокнув языком, забарабанил пальцами по столу.
— Да, — сказал он и снова цокнул языком и забарабанил пальцами. — Н-ну ладно… Кто вас рекомендовал на должность начальника УНКВД по Краснодарскому краю?