Как обычно перед лицом смерти ближнего, все заметно оживились. В коридорах искрило. Опять же как обычно, пошли разговоры о будущем: Дуглас был приглашен на коктейль с членом совета министров, Роуз полдня провел с нашим министром за обсуждением схемы перераспределения нагрузки между двумя министерствами. Я наблюдал подобное двадцать лет назад, в масштабах колледжа. Сколько нужно смертей, чтобы уравновесить болезнь одного-единственного меня? Мы делали вид, что это число определено, — делали из некоего стадного чувства. В своем роде полезное лицемерие. Впрочем, истинное число было меньше, чем нашептывало наше самомнение.
Слушая, как лорду Гилби перемывают кости, я вспоминал старого Томаса Бевилла. Его высказывания отличались проницательностью и доступностью для понимания; первыми правилами политика он считал следующие: «Не отлучайся с места событий. Ни на секунду. И не кичись успехом». Пожалуй, стоило передвинуть эти правила на второе место, а первое отвести правилу элементарному — «Оставайся в живых».
На приснопамятной неделе такие мысли, похоже, посещали не меня одного. Вторым был сам лорд Гилби. На пятый день позвонил его личный секретарь. Тяжесть заболевания, сообщили мне с безукоризненными итонскими интонациями, очень сильно преувеличена. Полнейшая нелепость полагать, будто лорд Гилби при смерти. У лорда Гилби всего-навсего «прихватило сердце». Лорд Гилби скучает в больнице и будет рад посетителям; он очень надеется, что я навещу его на следующей неделе, желательно в послеобеденное время.
Аналогичные сообщения, как выяснилось, получили политики, старшие чиновники, Дуглас Осболдистон и Гектор Роуз. Роуз, в частности, так прокомментировал ситуацию:
— Пожалуй, можно признать, что наш лорд не лучший образец главы министерства, но в начатках силы духа ему не откажешь.
Итак, я отправился в больницу. Действительно, начатки присутствовали, но начатки духа такой силы, какая была для нас в новинку. Лорд Гилби лежал пластом, совершенно недвижимый (память подсунула аналогичную картинку из прошлого), точно рыцарь с надгробия, рыцарь, который не попал в крестовый поход, ибо протянул ноги. Кровать была высокая — мое лицо оказалось вровень с лицом лорда Гилби, когда я сел на табурет. Мы могли бы шептаться. Но мы не шептались — лорд Гилби говорил хотя и тихо, но с привычными интонациями, отчетливыми и несколько нарочитыми.
— Очень мило с вашей стороны, — сказал лорд Гилби. — Вот выберусь отсюда — встретимся в более приятном месте. Пожалуй, угощу вас ужином у себя в клубе. Вы не против?
Я заверил, что не против.
— Меня выпишут примерно через месяц. Правда, понадобится еще месяца два, — добавил лорд Гилби с угрозой в голосе, будто я дал волю безосновательному оптимизму, — прежде чем я снова буду в седле.
Я ограничился утешительной банальностью на тему быстро бегущего времени.
— Мне и в голову не приходило, что я могу умереть. — Лорд Гилби был все так же недвижим; щеки его были свежевыбриты, волосы аккуратно подстрижены. Задав вопрос, он устремил взор в потолок и лишь тогда позволил себе сменить выражение — в глазах появился скепсис. — Представляете, некоторые, сидя на вашем месте, интересовались, страшно ли мне умирать?
Он несколько выделил местоимение интонацией. И продолжил:
— Я слишком часто смотрел смерти в лицо, чтобы бояться ее теперь.
Прозвучало слишком театрально. Лорд Гилби стал рассказывать о своей жизни. Почти всех близких друзей, храбрейших офицеров, он потерял «на поле брани» в «первую» войну. С тех пор каждый отпущенный ему год считает подарком. Во «вторую» войну тоже по штабам не отсиживался, не то что его сверстники. Несколько раз думал: теперь точно конец. Нравилось ли ему на войне? Конечно, нравилось. Потом уже никогда жизнь такой наполненной не была.
В конце концов я спросил, какие добродетели он ценит превыше прочих.
— Это очень просто. Для меня по большому счету существует только одна добродетель.
— И какая же?
— Мужество. Мужественному человеку, в моих глазах, очень многое позволено. Лишенный мужества ничего не стоит.
И сразу, и много позже разговор представлялся мне самым странным из всех, что я имел с военными. Я знавал многих военных, на наличие у себя мужества обращавших внимания не больше, чем на наличие у себя ушей, и снисходительных ко всякому, кто не дотягивает до их стандартов. Не таков лорд Гилби. Он единственный витийствует о «поле брани» с неизменным пиитическим восторгом.