Хотя, мог и остаться в столице — Маргону прочили блестящее будущее, как врачу, как кудеснику, как сильнейшему из потока. А Упрямец Маргон взял и вернулся, разом обидев и своего наставника, и родню своей избранницы, уже готовившихся закатить праздничный пир на весь мир, по случаю вхождения в семью "хвостатого".
"Не судьба!"
Домой Маргон вернулся с широкой улыбкой и прямой спиной, один, без невесты.
О чем он разговаривал еще с живым тогда Кирданом-хозяином, Дина не знала, но вот последствия для всего их поселения были очень впечатляющими. За первые пять лет все улицы городка украсились драгоценными саженцами златолистов, а нанятые мастера из столицы, существенно опустошив закрома поселения, спрятали под землю канализацию и провели в каждый дом водопровод.
Старики первое время шумели и возмущались, ругали, на чем свет стоит Кирдана и тыкали пальцем вслед Маргону.
Потом оценили прелесть полива любимого огородика без помощи ведер и замолчали. "Десятилетняя чума", после всех нововведений, обошла Талпику стороной, вволю порезвившись на землях соседей, словно отыгрываясь на них. Через год после чумы, в город пришел друид и на окраине выросло два Древа, два Начала.
Теперь в Талпике две школы и маленькая больничка, на десяток коек. И сорок тысяч жителей!
Кирдан умер тихо и спокойно, в своей собственной постели, уснув и не проснувшись. Маргон, от должности Хозяина города открестился обеими руками и хвостом в придачу, сразу объяснив всем "доброхотам и страдальцам за городок", что одно дело — лечить, а другое дело — тащить.
Саммиэль, ставший Хозяином, разницу понял на собственной шкуре, в тот же год, поседев за одну ночь, когда в город валом повалили беглецы от "чумы" из соседних поселков и городов.
Дине исполнилось 13 и, не будь у нее хвоста, в ту ночь она могла лишиться не только девственности, но и жизни — народ в город пришел совсем дикий и озлобленный. Златолисты, выросшие за десятилетие выше крыш двухэтажных домов, едва не пошли под топор — пришельцы требовали тепла, внимания и лечения. На улицах вновь появилось человеческое говно, тщательно прикрытое сорванными листьями с деревьев.
Маргон, первые два дня тревожно метался между прибывшими, пытаясь помочь всем и сразу, а на третий день, вдруг поник и… Заплакал, усевшись на ступеньках собственной больницы, заплеванных и воняющих всем сразу, спрятав лицо в ладонях.
И беженцы, и местные — замерли в тихом ужасе, понимая, что если плачет Врач, то дело совсем плохо.
Часть беженцев ринулась было "отрываться", выламывая двери и требуя к себе женского внимания, другая часть ринулась вон из города, в поисках чуда и лучшей доли, оставшиеся замерли в напряженном ожидании, привычно положившись на волю небес и тяжелую длань "Чумы".
Первых "взяли в ножи", вырезая подчистую — Талпику надоели горлопаны и засранцы, забывшие правила общежития. Вторым помахали ручкой, с облегчением и радостью, пожелав попутного ветра в корму и удачи на дорогах. Третьим пришлось совсем несладко — пришедший в себя Маргон, заперся в лаборатории на сутки, пообещав всем, кто его услышал, что "так просто" он не сдастся.
На утро, из трубы лаборатории повалил ядовито-зеленый дым такой густоты, что затянул четверть городка непроницаемым туманом, в котором, на расстоянии вытянутой руки было не видно кончиков пальцев. Пока до больницы добирался Саммиэль, туман свое дело сделал — та часть города, в которой устроили беженцев, чинно-благородно спала. Кто-то, конечно, пострадал — некоторые от страха, некоторые от слабого желудка, кое-кто и от паники: упал и разбил себе голову.
Полдня, "всем миром", спящих раздевали, мыли прямо тут же, на площади, благо, что дни были теплыми и оттаскивали в школы, на долгий месяц ставшие местом воспитания отнюдь не подрастающего поколения.
Барахло беженцев сжигали за городом, не разбирая, богатая одежда или рваное тряпье — все одинаково несло самый страшный вирус — безнадежность.
Народ, проснувшийся голым, впал сперва в смятение, потом рискнул было начать буянить, но тут уж развернулся Хозяин города, популярно объяснив "голым", за что им такое наказание.
А чтобы до некоторых лучше доходило, друид сказал пару словечек, превращая полы в удобные лежанки.
Народ сперва смирился с наготой, а куда деваться, раз кругом все голые!
— Дина! — Маргон встретил племянницу тигриным рыком. — Ты кого притащила, язва прободящая?! Он же обеими ногами за порогом стоит, от Ветра щурится!