- Грегори, у меня вроде был новый номер Элиота Несса, но не уверен, что я его найду... Приходилось консультироваться с ним ранее, и после его отъезда из Кливленда он сам дал мне свой номер. Если найду в записной книжке - дам. Только не ссылайся на меня - Несс не любит,
когда его беспокоят незнакомцы. Зайди ко мне в кабинет попозже...
- Да,сэр! Спасибо!! Номер Несса мне пришелся бы очень кстати, - ответил молодой журналист, кивая в знак благодарности.
Джон Стивенс ушел молча. Манера главного редактора тихонько возникать за спиной у того или иного журналиста раздражала Грегори, но сейчас Ллойд явно нуждался в его помощи.
Решив, что надоедать редактору себе дороже, журналист решил повременить с визитом в кабинет Стивенса. Он очередной раз погрузился в свои пометки.
Разум тут же принялся анализировать информацию, структурировать ее в единое целое... Грегори не раз ловил себя на том, что каждое уголовное дело, на основании коих он и писал свои статьи - своеобразный пазл. Этакая ужасающая картина, в которой всегда не хватает нескольких фрагментов.
Дело Мясника шокировало журналиста. Причин этому было несколько причин: тут и звериная жестокость и отсутствие пойманного преступника. Да даже свидетелей не нашлось! Возможно ли перенести труп так, чтобы тебя не заметил ни один человек?!
Выходило, что возможно. У Мясника это отлично получалось. Он каким-то образом избегал даже полицейских, переодетых в штатское и патрулирующих в то время улицы. Все-таки не все копы спустя рукава несли службу. Некоторые даже в трудные времена были верны девизу, что красовался на их значках. "Служить и защищать". И они служили и защищали. Они несли свою службу вопреки недовольствам и недоверию отдельных слоев населения города. Нищие и цветные избегали всяческих контактов с полицейскими, что вряд ли могло удивить в то время.
Да, Элиот Несс начал свою службу в Кливленде с проведения реформы в департаменте полиции, что понравилось далеко не всем копам. Но люди восприняли данные переменным "прохладой". Они не видели в них смысла.
"Грязные" копы не стали чище и "выбивали" деньги из бутлегеров и прочих представителей подпольного, "черного" рынка. Не редко - копы защищали дельцов, не чистых на руку.
Все это отражалось и на расследовании. Если свидетели и были, то они могли просто побояться сообщить о том, что увидели. Грегори бы не удивился.
Но и то, что могло стать косвенными уликами в этом деле, лишь запутывало следствие. Все, что можно было отнести к особенностям в этих убийствах, только лишь уводило следствие то в одну сторону, то в другую. Ужасающая жестокость, с которой были изуродованы тела жертв, явно не была характерна для собранного, спокойного человека, что и заставило детективов проверить чуть ли не всех душевнобольных Кливленда. Но отсутствие улик наоборот наталкивали на мысли о том, что убийца всё же контролирует себя. В памяти журналиста тут же всплыл роман Роберта Льюиса Стивенсона "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда".
Возможно ли, чтобы убийца точно так же был "одержим" своим внутренним "демоном"? Могло ли Alter Ego одного из жителей города руководить его действиями втайне от "светлой" части его рассудка?
В принципе - теория вполне могла быть состоятельной, но ведь ранее все попытки найти убийцу среди душевнобольных не увенчались успехом... Как же тогда объяснить патологическую жестокость и осторожную собранность, которые прослеживались в действиях неустановленного убийцы?!
Грегори и сам не имел ни малейшего понятия, как же можно трактовать данную несостыковку. Возможно, разговор с Нессом помог бы ему разобраться в данном вопросе...
Эта мысль напомнила о необходимости наведаться в кабинет главного редактора за номером телефона человека, который в свое время создал команду, прозванную чикагскими журналистами "Неприкасаемые". Оторвавшись от своих заметок, Грегори вышел из-за стола и направился к Джону Стивенсу упавая на то, что тот нашел обещанный номер.
Кливленд, Огайо.
Дом Питера Мэрило.
Перебинтованная рука саднила. Каждое движение ею причиняло слабую, тупую боль, отчего старик не прекращал проклинать самого себя.
"Вот и стоило бить это зеркало?!! В чем оно - то виновато, если неприятно отражение?!" подумал Питер, ухмыльнувшись.
Ему вспомнилось, как его бывшая жена корила его за излишнюю импульсивность, одолевавшую им то и дело. Из-за разбитого зеркала в ванной она устроила бы ему головомойку, высказав все, что думает. Но... Питер уже давно не слышал ее голоса и не мог однозначно сказать, к добру это или к худу. Семейная жизнь уже давно осталась для него позади.