— Что ж, рекомендуете мне добровольно выйти в отставку? А я-то думал, что в управлении заботятся о сотрудниках.
— Заботимся, Кин, заботимся. Но в сущности вы совершаете уголовное преступление. Ист-Пойнт не хочет церемониться. Или, по крайней мере, не желает церемониться этот самый коп, и что остается мне делать? Через несколько недель вас будут судить и осудят. Вас ждет, конечно, отсроченный приговор, но вы получите судимость, и это автоматически лишит вас права служить в полиции. Вас и слушать никто не будет.
Кин не мог найти слов.
— Послушайте, Мики, у вас один выход. Подать в отставку и спокойно уйти из полиции. Командир этого малыша сказал мне, что ни на чем не будет настаивать, если вы просто заберете документы.
— Какие документы? Мне осталось два года и два месяца до пенсии. А теперь вот я перестану быть копом и не получу ничего, — сказал Кин.
— Зато вы будете отставным, а не уволенным, и не окажетесь в тюрьме. Вы перестали быть копом, как только взломали этот замок, — сказал капитан. Он открыл ящик, вынул какую-то папку и положил перед собой. Открыл ее. — Здесь надо расписаться в трех местах, — сказал он. — Я отметил их галочками.
Кин смотрел на этого человека. Что же с ним сделали? Командиры запросто вытаскивают копов из худших переделок, чем эта. Капитан хотел от него избавиться, вот в чем все дело. Он взял ручку, подписал документы, затем медленно выложил на стол свой пистолет и кобуру.
— Нужны вам деньги, Мики? — спросил капитан.
— Только не от вас, — бросил Кин. Повернувшись на каблуках, он вышел из офиса.
Глава 12
— Вы могли бы сказать мне, Китти, — говорил Уилл, сидя на краю своего стола в штаб-квартире в Атланте. Китти выглядела несчастной.
— Я обещала Джеку, что не скажу, — вымолвила она.
— И это ничего бы не изменило, не так ли? — спросил Том Блэк. — То есть, когда Джек появился в вашем доме, вы бы не выгнали его?
— Нет, — вздохнул Уилл. — Не выгнал бы. Извините, Китти, вашей вины нет. Я просто сожалею о том, что произошло. — Он повернулся к Тому. — Ол-райт, что дальше? Заявление для печати?
— Какого рода заявление? — спросил Том. — Что я прекращаю кампанию. Том рассмеялся.
— Хотите сказать, что остается какой-то шанс? — спросил Уилл.
— Я этого не говорил. Но какова альтернатива? Вы выйдете из кампании и предстанете гомосексуалом, верно? И какого дьявола вы тогда станете с собой делать? Продолжите юридическую практику в Делано?
— Я мог бы получить другую работу в аппарате сената, — сказал Уилл.
— Будьте серьезны, — отмахнулся Том. — Он подтолкнул к Уиллу «Вашингтон таймс». — Здесь материал о «сообщениях», будто среди сотрудников аппарата сената действует сеть гомосексуалов. Как только вы прекратите свою кампанию, вас назовут ее руководителем. В Капитолии подымется переполох, все будут стремиться избавиться от вас.
— Я понимаю, — вздохнув, сказал Уилл.
— Как бы то ни было, люблю принимать вызовы. Раньше было довольно просто, вы были пробивным. Теперь предстоит действительно работа.
Уилл засмеялся.
— О'кей, с чего же начнем?
— Мы потрудились над расписанием, — сказал Том, передавая ему бумаги. — Выступите уже сегодня во время ленча в Ротари-клаб Атланты, а во второй половине дня побываете в торговых рядах. Вечером я хотел бы вас видеть на экране телевизора очаровывающим домохозяек у них дома, за их столом. Думаю, мы заполучим все три канала, договоренности есть. А завтра отправимся на юг Джорджии. В конце недели, мы обрели источники средств в Томасвилле, Уэйкроссе и Саванне, и получили с полдюжины приглашений выступить в городках провинции. Загрузка предельная, но надо разворачиваться. Я подготовил примерный текст вашей речи. — Том передал еще бумаги. — Здесь три главных положения: сильная оборона, образование и семейные ценности.
— А не «мама и яблочный пирог»? — спросил, усмехнувшись, Уилл.
— О, и до этого доберемся, — сказал Том. — Но послушайте меня, вот это важно: каждый раз, говоря с очередной женщиной, — неважно, восемь ей лет или восемьдесят — вы должны смотреть ей в глаза и брать ее руку в свои. Я хотел бы, чтоб вы демонстрировали женолюбие в пяти вариантах, по возрастающей, О'кей?
— Постараюсь, — сказал Уилл.
— Любите вы женщин, Уилл?
— Конечно, люблю.
— Ну и не стесняйтесь этого. Пусть все увидят.
С восходом солнца они были уже в пути. К полудню Уилл трижды выступил с речью и уже мог не пользоваться шпаргалками. Сотрудники Тома как следует поработали. Везде красовались своего рода стенды с броской информацией, действовали справочные бюро на общественных началах, гремели джазы и собирались изрядные толпы. В каждом городке Уилла встречали белые и черные руководители кампании. Уилл обменивался рукопожатиями с ними и неизменно фотографировался. Он отпускал комплименты женщинам и к вечеру уже привычно и с удовольствием целовал их щечки и, приобняв их, усмехался в объективы фотокамер.
День показался бесконечным. Завершив его, Уилл, сидя на кровати в мотеле к югу от Мейкопа, яростно массировал свои ноги.
— Вы были правы в отношении бутсов, — сказал он Тому. — Кожаные туфли не годятся. Том засмеялся:
— Я почти всегда прав. Привыкайте-ка к этому. Уилл лег на спину.
— У меня лицо горит от улыбок. Который час?
— Чуть больше десяти, Извините за еду, которую вам предложили в Кивейнисе, но мы не могли пропустить эту встречу.
— Не беспокойтесь, я там почти ничего не ел, — пробормотал Уилл. Он уже засыпал.
— Ол-райт, черт с ними, — воскликнул Том и потряс его плечо. — Необходимо подкормить вас бифштексом. Работая таким образом, нельзя сидеть на диете.
— Сжальтесь, — простонал Уилл. — Я хочу спать.
— Подъем завтра будет по расписанию, — сказал Том. — Успеете выспаться. Сейчас вы должны поесть и никуда вы не денетесь. Давайте же.
Уилл потащился в ресторан мотеля за Томом и Китти. Когда проходили бар, неряшливая женщина у стойки подняла за него стакан. Уилл помахал ей рукой.
— Уилл... — осуждающе произнес Том. Уилл вздохнул и подошел к стойке.
— Хэлло, как поживаете? — спросил он, широко улыбаясь. — Я Уилл Ли. И я определенно нуждаюсь и вашей поддержке на предварительных выборах.