Старейшина, не обращая на него внимания, вынул полдюжины снимков и удивленно вскинул брови.
— Вы узнаете джентльмена? — спросил Дженкинс.
— О да, полагаю. — Старейшина позволил себе улыбнуться. — А там были и звуки, говорите?
Дженкинс вынул из портфеля кассетный магнитофончик. Старейшина нажал кнопку.
— Ну, — игриво произнесла женщина, — нравится ли тебе, когда там мой палец?
— О да, — отвечал мужчина. — Очень приятно.
— А что бы ты хотел, чтобы я делала своим пальцем? — лукаво спросила женщина.
Старейшина выключил аппарат. Дженкинсу показалось, что он чуть смутился.
— Картина ясна, — сказал Старейшина. — Что ж, Эрнст, вы правы. Это очень интересный материал. Могу я взять фотографии?
— Да, да, сэр, — ответил Дженкинс. — Это дубликаты. Оставьте себе и кассету с записью.
— Спасибо. Мне хотелось бы подумать. Вы, как я понял, ничего еще не передавали вашему клиенту?
— Еще нет, сэр. Хотел сегодня вечером.
— Ну, что ж. Не сомневаюсь, что вам хорошо заплатят, очень хорошо.
— Да, сэр. Старейшина встал.
— Премного вас благодарю, Эрнст, — сказал он тепло. — Вы поступили правильно, и я этого не забуду.
— Для меня это дело чести, сэр, — ответил Дженкинс.
Когда он вышел, Старейшина вновь рассмотрел фотографии. Работа высокого класса: видны детали, отчетливо пропечатаны пылающие страстью лица мужчины и дамы.
Старейшина поднял трубку телефона.
— Хэлло? — ответил голос.
— Хэлло, — ответил Старейшина. — Вы знаете, кто говорит?
— Да, конечно. А вы слышали, что Джим Уинслоу стал кандидатом в сенаторы от республиканской партии.
— Да, несколько минут назад.
— Это не то, на что мы надеялись.
— Да, неприемлемо, — ответил Старейшина. — Но я уже говорил вам, что мы сумеем повлиять на исход выборов, и, поверьте, мы приступаем к делу. Короче, я хочу передать кое-что подходящему журналисту. Материал отнюдь не для самых достойных представителей этой профессии, но очень важный. Улавливаете мою мысль?
— В газету, на телевидение?
— Туда, где он как следует заиграет. В этом вы разберетесь. Единственное условие: чтобы след не привел к нам.
— М-м-м... Есть парень в «Колумбус бикен», это Хьюел Хардауэй.
— Он авторитетен? Его имя звучит?
— Пожалуй, да. В последнее время, правда, он здорово пьет, но пьет он в своих компаниях. И зарабатывает больше, чем ему полагалось бы, а его положение в газете стало менее твердым. Ему нужно что-нибудь броское, и он, думаю, не будет принципиальничать.
— Неплохая аттестация. Когда можете передать ему материал?
— Завтра, если спешите.
— Не очень спешу. Лучше всего, если это появится в воскресенье накануне первичных выборов. Они состоятся во вторник, и к голосованию сенсация еще не остынет.
— Речь идет о ком-то из кандидатов?
— Увидите материал и узнаете. Только нельзя, чтобы люди подумали, что в данном случае сработали соперники этого кандидата. А то получится бумеранг, понимаете? Мы не хотим получить эффект бумеранга.
— Я немного запутался. Нам-то что до того, кто из них одержит верх на первичных выборах?
— У нашего человека должен быть слабый соперник, вот и все.
— Но Джим Уинслоу совсем не наш.
— Позвольте уж мне беспокоиться насчет этого.
— Послушайте, я же знаю Уинслоу...
— И мы его знаем, — сказал Старейшина, несколько раздражаясь.
— Я не хотел вас задеть. Что ж, это ваши дела.
— Материал будет в вашем почтовом ящике до полуночи. Передайте его с условием, чтобы наш человек придержал его до воскресенья.
— Да, сэр.
Старейшина теперь ясно представлял дальнейшие действия. Этот маленький частный детектив, Дженкинс, появился как нельзя вовремя перед первичными выборами. Теперь нужно готовиться к всеобщим. Он опять взял телефонную трубку.
— Хэлло?
— Приезжайте ко мне домой в три часа пополудни.
— Да, сэр.
Гаролд Перкерсон положил трубку. Он вернулся к Сузи, расположившейся на диване.
— Встреча с тем человеком, — сказал он, посмотрев на свои часы. — У нас, впрочем, еще масса времени.
— Это должно быть важное дело, если он лично с гобой встречается.
— Да. Я всего второй раз буду в его доме.
— А где он живет?
Перкерсон отодвинулся и сильно ударил ее по губам тыльной стороной ладони.
— Не вздумай еще когда-либо задавать мне такие вопросы, — сказал он спокойно.
— Извиняюсь, — шепнула она, роняя слезинку. — Я должна была знать это.
Ей нравится, когда ее бьют, самодовольно подумал Перкерсон. Надо иметь в виду. Положив руку сзади на ее полную шею, он сказал:
— Ну, иди ко мне, беби. Она придвинулась.
— Прости меня, — опять сказала она.
— Покажи мне, как ты извиняешься, — сказал он.
Глава 27
Китти Конрой выходила из своего номера в мотеле, когда Рик Барнс, обозреватель газет Атланты, настиг ее.
— Можно словечко, Китти?
— У меня в обрез времени, Рик. Мы должны быть у Джимми Картера уже через, полчаса.
— Картер собирается поддержать Уилла? А Уилл желает его поддержки?
— Отвечаю на первый вопрос: я не знаю. Второй ответ — да, если сможет ее получить. Между прочим, о том же мечтает Мак Дин. Вы остановили меня, чтобы все это выяснить?
Барнс отрицательно покачал головой.
— Нет. Тема другая. Но разговор у нас будет с условием: ничто никуда не пойдет.
— Ол-райт.
— Я особо настаиваю на этом. Ничто — никуда.
— О'кей. Дальше нас ничто не пойдет.
— Прежде всего: мои люди планируют поддержать в воскресенье Уилла.
— Хорошая новость, Рик. Спасибо, что вы сказали.
— Не торопитесь благодарить, — сказал Барнс.
— Есть еще кое-что?
— Китти, сожалею, что это исходит сейчас от меня, и я подчеркиваю, что может быть, тут просто слух, но...
— Не тяните, выкладывайте.
— Ладно. Вы знаете Хьюела Хардауэя из «Колумбус бикен»?
— Жирный, лет пятидесяти, пьяница.
— Он самый. Он опустился в последнее время. Вроде, его собирались уволить из газеты...
— Не понимаю, какое отношение это имеет к нам?