Ральф задумчиво почесал шею.
— Кто твой кандидат на убийство? Оглеторп или Женевьева?
— Оглеторп.
— Почему Оглеторп?
— Из-за слухового аппарата.
— Какое отношение к делу имеет слуховой аппарат?
— Я еще точно не определился, но, вероятно, что он является ключом ко всему этому делу. Каждый раз, когда я смотрю на Оглеторпа, он возится с этим слуховым аппаратом. Это что-то должно означать.
— Почему?
— Ральф, — я сказал, — помнишь дело об убийстве Гиллингэма? Один из наших главных подозреваемых, Элмер Бйорнсон, казалось, был прикован к инвалидному креслу, но мы обнаружили, что на самом деле он мог ходить. Это научило меня всегда с подозрением относиться к подозреваемым в убийстве в инвалидных креслах, и я думаю, что могу спокойно применить это правило к людям, которые носят слуховые аппараты.
— Генри, — сказал Ральф, — ты прав, что Бйорнсон мог ходить, но это не имело никакого отношения к убийству Гиллингэма. Мы просто наткнулись на это, прежде чем арестовали настоящего убийцу.
Я потер челюсть.
— Ты подразумеваешь, что слуховой аппарат Оглеторпа не имеет никакого отношения к этому убийству?
— Боюсь, что нет, Генри.
Я взял себя в руки.
— Ну, ладно, поймать настоящего убийцу в этом деле — просто вопрос упорства. Мы скоро вычислим преступника или преступницу. Но, по крайней мере, на данный момент мы преуспели в том, чтобы воспрепятствовать тому, чтобы невинный человек был посажен в тюрьму. — Я скромно улыбнулся. — По правде говоря, я предполагаю, что почти любой достаточно компетентный детектив в конечном счете выявил бы все явные несоответствия в этом деле.
Ральф кивнул.
— Правильно, Генри.
Установилась довольно долгая пауза, и я начал чувствовать себя неловко.
— Ну что такое, Ральф?
Он вздохнул.
— Этот дело напоминает мне о похищенном письме.
— Каким образом это напоминает тебе о похищенном письме?
— Генри, лучший способ скрыть убийство, — скрыть убийство за убийством. Предположим, что ты хочешь убить свою жену ради её денег. Независимо от того, как хитро ты все распланируешь, ты знаешь, что будешь самым очевидным подозреваемым. Полиция будет рыть и рыть, и есть неплохие шансы, что они придумают что-то такое, что собьет тебя с толку. Таким образом, ты решаешь взять быка за рога. Так как ты в любом случае будешь подозреваемым, почему бы не выложиться по полной? Представить всё так, будто только ты имел возможность убить её.
Я закрыл глаза.
Ральф продолжал:
— Когда ты поднимаешься наверх с женой, ты стреляешь в неё, используя глушитель на оружии. После чего ты выходишь из комнаты и избавляешься от глушителя и использованной гильзы и вставляешь новый патрон. Возвращаешься в комнату и ждешь, пока не услышишь, как Оглеторп и Женевьева поднимаются вверх по лестнице. Ты позволяешь им подобраться близко к двери и стреляешь из револьвера через открытую французскую дверь в ночной воздух. И в то время как Оглеторп и Женевьева стучат в дверь спальни, ты просто закрываешь и запираешь французские двери — те, где одну из оконных рам ты заранее повредил. Ты глотаешь несколько барбитуратов и ложишься рядом со своей мертвой женой. Когда Женевьева и Оглеторп врываются в комнату, ты притворяешься, что находишься без сознания. Вот и всё.
Ральф снова вздохнул.
— Тогда ты расслабляешься и позволяешь полиции делать свою работу. Они понимают, что ситуация слишком банальная и слишком удручающая. Пункт за пунктом они начнут распутывать заговор и будут чувствовать себя благородно, когда сделают это. Даже если по какой-то случайности тебя привлекут к суду, любой хороший адвокат укажет на дыры в деле и тебя оправдают.
Я уставился на Юстиса, спящего на стуле с улыбкой на лице.
Проклятье, подумал я, Ральф прав. Убийца собирается выйти сухим из воды.
Мы препроводили Юстиса в главное управление, но без большого оптимизма.
После этого мы с Ральфом заглянули в ближайшую таверну.
Бармен узнал меня.
— Что будете, сержант? Томатный сок или шерри?
— Шерри.
— О? — сказал он. — Плохой день?
Я хмуро кивнул.
— Плохой день.
Он наполнил стакан до краев.