Коробок
Была на свете одна таверна. В отличие от всех прочих таверн, была она размеров воистину огромных.
Находилась же она чёрт разбери где. Испокон веков стояла в дремучем берёзовом лесу, затем леса сменились болотами, потом откуда-то взялся тракт, а через года тракт оказался распутьем. Да и таверна оказалась пивной.
Хозяином таверны той был белый волк наружности благородной крайне. Принял он её из лап давно почившего хозяина в плачевном состоянии, но собственнолапно привёл в надлежащее положение. Годы шли, волк хирел, а всё оставалось по-старому. Если орлы, львы, петухи меняли фасад, делали перестановки и познавали прелести модерна, то там царили старые порядки, гордо именуемые стабильностью и особым путём.
В пивной той всегда было полным-полно народу разного, но преобладала всегда прислуга. Прислуга — сборище сгорбленных полуслепых псов в лохмотьях — находилась в условиях невыгодных: жили несчастные псы в тёмном ледяном погребе, прислуживались перед хозяином, управителями, гостями — перед теми, кто выше них. Работали за горбушку хлеба; врали, жрали, срали, рожали, убивали, а главное — на господ не роптали.
Потому что света боялись и свет отвергали. Господа-волки шептали хозяину, что псам свет не нужен, а хозяин лишь понимающе кивал. До псов ему не было никакого дела.
А господ тоже было немало, и были они поголовно волками. Господами были как знатные гости, так и многочисленные ставленники хозяина, следившие за… да за чем они только не следили! Были главные по слугам, ответственные за хозяйскую кровать, за смазывание петель в дверях, за учётом горшков, за популяцией мух; над каждым ответственным и начальником были закреплены другие начальники. И так было испокон веков и было бы всегда, если бы слуг не вытащили на ненавистный ими свет.
Как же так получилось?
Секрет весь в спичечном коробке.
У хозяина был необыкновенный спичечный коробок, сделанный из чистого злата — и орнамент в виде двуглавого орла венчал его. Но не орёл и не золото делали этот коробок особенным, а то, что был он бездонным. Сколько не брал из него хозяин спичек, никак они не кончались.
Нужен был короб сей для того, чтоб зажигать очаг, обогревающий всю таверну. Без очага этого пивная либо замёрзла бы и постигла разрушение, либо сгинула б в огне анархии. Но белый волк не ограничивался обычным поддержанием самовластного очага. Каждый день он зажигал духовную лампадку перед духовенственными святыми образами, пред которыми он с господами исправно молился. От спичек он давал прикуривать управителям и господам, осторожно зажигал свет — избыток его был вреден для непросвещённых морд, так как при слишком обильном свете волки начинали поглядывать на далёких львов и петухов.
Лишь слуги никогда не видели свет. Они привыкли жить и умирать во тьме, и свет стал для них немил. Лишь на огонёк лампадки перед образами взирали они заворожённо, крестились, падали перед ним ниц, молились, но близко не подходили и от иного света морды воротили.
Так было всегда, но вдруг на владельца таверны нашли либеральные настроения, и он разрешил псам селиться не только в тёмном подвале, но и на других этажах, поближе к господам. Но вместе с этим он увеличил им и трудовые повинности, что, однако, не мешало считать ему себя хозяином крайне либеральным и всемилюбимым. Каково же было его удивление, когда кто-то зарядил помидором в его морду…
Выйдя из сырого тёмного погреба, псы перестали бояться света, но не приняли его. Они работали в потёмках, щурили глаза, бродили, словно неприкаянные души, и обижались, что белый волк давал прикуривать волкам, но по-прежнему в упор не замечал их собачий народец. Отродясь они не курили, очага зажечь не умели, лампадку осветить не смели, свет не терпели, но спичек хотели. И стали они тянуть лапищи к заветному коробу, да только жадные волки его псам давать не желали и злобно щёлкали зубами, шерсть драли, особо настойчивых — стреляли. Вот до чего доводят эти ваши либеральности!
Хозяин взирал на всё это грустными глазами и решил сделать так, чтоб сразу зауважали его и вечно голодные жадные волки, и нерадивые слепые псы, и даже львы с петухами, и ещё кто-то где-то там. Собрал целую армию псовых обоих видов и двинулся громить пристройки драконов, посягнувших на восточные границы. Громил, громил, да вернулся восвояси с поджатым хвостом и опалённой шерстью. Белый волк посерел, озверел, морально устарел. Посидел, голову почесал, и снова двинулся драться, но уже не на восток с драконами, а на запад с орлами. Орлы на волчью таверну не метили, с волками не ссорились, но серьёзно ругались с петухами и львами, вот посеревший волк и решил, что если он поможет побить орлов, петухи и львы перестанут смеяться над ним за то, что он от драконов с поджатым хвостом убежал и пристройки их не убрал. А чтоб волки другие за драку на него не роптали, сказал: «орлы соколов обижают, подсобить надо».