— Так почему же он сам не пришел сюда, чтобы одарить нас этим благодеянием? — поинтересовался Зигмар.
Словно силясь разгадать, шутит Зигмар или спрашивает серьезно, вампир склонил голову набок. Рассудив в пользу второго, Халед аль-Мунтазир пожал плечами.
— Мой господин не опускается до переговоров с низшими расами, — объяснил вампир. — Если отдадите ему корону, смерть ваша будет быстрой, а воскрешение — радостным. Если откажитесь, то он убьет всех жителей этого убогого города и воскресит твой народ только после того, как трупы изуродуют плотоядные. В этом случае не бывать достойному воскрешению, и всех вас ждет лишь бессмысленный голод и тяга к мясу живых, которую не суждено утолить никогда.
— Выбор не из легких, — заметил Вольфгарт. — Надо подумать.
Не заметив сарказма, вампир сказал:
— На размышления вам дан один день. Восход двух лун ознаменует начало конца.
— Значит, мы будем биться с вами при лунном свете, — провозгласил Зигмар, поворачивая коня к Рейкдорфу.
Не успел он пришпорить своего скакуна, как Халед аль-Мунтазир разыграл последнюю карту:
— О, я совсем позабыл о правилах хорошего тона! — в притворном замешательстве воскликнул вампир. — Как неприлично с моей стороны было не представить своих спутников. Братья мои, поприветствуйте ваших благородных противников.
Два воина, сопровождавшие Халеда аль-Мунтазира, подъехали к вампиру и подняли забрала шлемов. Когда Зигмар узрел некогда благородные черты графов Сигурда и Марка, сердце его содрогнулось от горя. Под их бледной, бескровной кожей просвечивала сеть пустых кровеносных сосудов, глаза горели голодным красным огнем. Зигмар всегда считал их своими братьями, королями-воинами, которые вместе с ним бесстрашно смотрели в лицо смерти и всегда побеждали.
Вновь и вновь призывал он их к себе, и графы, чтя данное слово, приходили на его зов и не задавали лишних вопросов. А теперь, когда возникла нужда помочь им, Зигмар их подвел. И обоих поработили, родословная героев прервалась, каждый из них обречен на вечные страдания в облике бездушного вампира. Словно собираясь вот-вот спрыгнуть с коней и вцепиться в Зигмара, они уставились на него с лютой жаждой и подались вперед, обнажив клыки.
— Прости им дурные манеры, — снисходительно сказал Халед аль-Мунтазир. — Они ведь совсем еще дети, которые идут на поводу у своих эгоистичных желаний и голода. Им еще предстоит научиться тому, как обуздывать свои аппетиты в цивилизованном обществе.
— Что ты наделал! — воскликнул Зигмар, жестоко страдая при виде графов.
— Он наградил нас чудным даром, — подал голос Марк. — Который может стать также твоим. Решать тебе.
— «Наградил чудным даром»? — яростно переспросил Зигмар. — Оба вы прокляты и не видите этого.
Он отвернулся от вампиров, одновременно сгорая от отвращения и стыда при виде того, что с ними произошло.
Эти мерзкие существа выглядели как его графы, и голос у них был знакомый, только на самом деле они не были Сигурдом и Марком. Незачем понапрасну переводить слова на чудовищ с личиной друзей. Не было больше отважных храбрецов, которые сражались вместе с ним на перевале Черного Огня и пришли к нему на помощь в Мидденхейм. От них остались лишь воспоминания.
Зигмар вместе с соратниками уехал прочь. Каждый старался побороть нахлынувшие при виде новоиспеченных вампиров чувства. В ушах звучал смех Халеда аль-Мунтазира. Марк — бывший граф меноготов — послал черного коня за ними следом и крикнул вдогонку:
— Нас вытащили из грязи смертного бытия! Мы заново родились в высшей расе, и, если бы ты мог почувствовать то же самое, что я, тогда молил бы меня вонзить зубы тебе в шею!
Никто ему не ответил. Никто не мог.
Гованнон пробудился от глубокого сна. Вся комната сотрясалась от стука молотов. Еще не рассвело; впрочем, с тех пор, как к столице подошли мертвяки, тьма укутывала город и днем, и ночью. Гованнон думал, что нехватка солнечного света пройдет для него незамеченной, ибо мир его теперь всегда был бесцветным и серым, но даже в своей слепоте кузнец ощущал, как все поблекло без солнца.
Жителей Рейкдорфа, в том числе Гованнона, сковал страх, но в последнее время кузнец засыпал легко: работа над машиной гномов выматывала его полностью. Он все еще не подобрал подходящий состав огненного порошка, и от чрезмерных нагрузок его тело возмущенно протестовало.
Перевернувшись на спину, Гованнон зевнул и потянулся. Нащупал висевшую на крючке рядом с кроватью медвежью шкуру и накинул на плечи. Снизу раздавался стук молотов. Кто осмелился ворваться в его кузницу и без спросу взял его молоты? Наверняка туда пробрались какие-то злоумышленники. У Бизена разум ребенка, но в кулачном бою его хук справа дорогого стоит.