Гованнон пересек комнату. Он почти ничего не видел, впрочем, ориентировался прекрасно, потому что все здесь было ему знакомо. Он собирался разбудить Бизена, но обнаружил, что постель сына пуста и холодна, значит, тот встал уже давно. Гованнон заволновался. В этот миг отец будто бы снова оказался на перевале Черного Огня, где в отчаянии обыскивал каждую палатку лекарей в поисках сына.
Услышав внизу приглушенные голоса, он потянулся за кинжалом, лежавшим в зазоре между кроватью Бизена и стеной. Клинок был обоюдоострым и трехгранным в сечении, а значит, нанесенная этим оружием рана никогда по-настоящему не заживет. Тот, кто самовольно ворвался в его кузницу, вполне заслуживает сурового наказания.
Гованнон остановился у ведущей в кузницу лестницы и почувствовал жар пылающего внизу огня. Нижний этаж дома освещал размытый оранжевый свет, а значит, как понял Гованнон, его горн жарко пылал. Голоса перемежались лязгом молотов по железу, а искры белого огня видел даже слепец. Пахло раскаленным металлом, горящим углем и чем-то непонятным. Что, во имя Ульрика, там происходит?
Хоть Гованнон и вооружился кинжалом, он понимал, что не сможет покарать злоумышленника. Но кузница была его вотчиной, а потому негодяй непременно получит страшную рану перед тем, как прикончит его самого.
Он отсчитал двенадцать ступенек, повернул направо и отсчитал еще десять. Никогда прежде кузнецу не приходилось ощущать такого жара — огонь гудел и пылал так, как ни в одной кузнице из тех, где Гованнону довелось побывать.
— Кто бы ты ни был, убирайся прочь из моей кузни! — взревел хозяин воинственным голосом. — Клянусь Ульриком, я всажу кинжал в любого, кто попытается меня схватить!
Тут Гованнон различил у горна два силуэта — один высокий и сутулый, другой низкий и приземистый, он-то как раз размахивал чем-то наподобие кузнечного молота с короткой рукояткой. Светляками летели белые искры и пронзали слепоту Гованнона ясными, отрывисто-четкими вспышками. Кинжал выпал из рук кузнеца, когда он увидел возле ревущей утробы горна Бизена, который держал щипцами светящийся клинок, и гнома с чудовищно тяжелым с виду молотом, небрежно лежащим на плече.
Вместе с белыми искрами пропало зрение, и Гованнон даже застонал от огорчения, что вновь перестал видеть. Он услышал голос Бизена, перекрывающий рев горна:
— Пап, ты пришел! — Сын захлопнул дверцу топки укрепленным железом задником башмака. — Я не хотел тебя будить, пап. Но вот этот вот гном сказал, что сейчас это неважно.
Когда дверца топки закрылась, жар в горне спал, хотя его все еще было достаточно, чтобы отогнать противоестественный холод, стылыми пальцами впившийся в Рейкдорф. Беженцы стремились устроиться у подветренной стены кузницы, которая пока что оставалась одним из самых теплых мест в городе.
— Па, как ты? — спросил Бизен. — Может, пойдешь, поспишь еще?
— Все нормально, — заверил сына Гованнон, направляясь туда, где заметил гнома с увесистым молотом.
— Ты слепой человечий кузнец? — послышался хриплый голос, одновременно суровый и снисходительный.
— Это я, — подтвердил тот. — А кто ты такой и почему находишься в моей кузнице?
— Я мастер Аларик, рунный кузнец короля Кургана Железнобородого из Караз-а-Карака. Я пришел, чтобы потребовать обратно то, что принадлежит нам. Ты, человечек, увяз в неприятностях.
— Ты о чем? Ничего не понимаю, — поморщился Гованнон, и тут до него дошло, кто перед ним. — Подожди-ка. Ты мастер Аларик? Тот, кто выковал корону Зигмара? И рунное оружие?
— Среди всего прочего, да, — раздраженно проворчал Аларик. — Знаешь ли, я занимаюсь кое-чем поважнее, чем изготовление безделушек для человечков.
— Ну конечно, конечно. — Гованнон с легкостью передвигался по кузнице. — Встретиться с тобой — большая честь для меня. Столько лет я восхищаюсь твоей работой! Только жаль, что я не видал рунный клинок Блодамбан Кровавая Смерть до того, как потерял зрение.
— Кровавая Смерть, — проговорил Аларик. — Что ж, справедливое прозвище.
— Бизен, принеси пива для нашего гостя. Хорошего пива, — сказал Гованнон.
— Ага, па. Сейчас, па.
Бизен прошел мимо отца. В руках у него сверкал клинок, причем Гованнон отлично его видел, словно смотрел глазами Кутвина.