- Господа, запомните, все делаем медленно, никаких резких движений! Зритель должен успеть ощутить значимость происходящего в сцене, - перекладывая из руки в руку свои большие очки с круглыми стеклами, разъяснял режиссер, - Теперь, Григорий: в следующем кадре вы медленно переводите взгляд с учеников на хлеб, лежащий перед вами на столе. Также медленно его поднимаете на уровень груди и, остановившись, далее обращаете свой взор к небу. Замираете на несколько секунд и после, разламываете хлеб на две части. Потом мы переходим на следующий кадр.
Гриша внимательно слушал, иногда кивая головой, а в этой самой голове звучали слова из Евангелия: «Приимите, ядите; сие есть Тело Мое, за вас ломимое, во оставление грехов». Он полностью погрузился в роль и, для него уже ничего не стоило выполнить требования Роберта. Хмара не играл, он жил жизнью своего героя.
Менялись кадры, то чуть крупнее, то чуть больше пространства для действия давал режиссер. Для Гриши, вся эта киношная суета, уже не имела значения. Он сидел за столом с лицом, на котором отразились вся палитра чувств переживаемых его Иисусом: умиротворение, скорбь и любовь к своим ученикам и всему человечеству. Роберт, устраивая после каждого второго кадра, маленькие совещания больше не беспокоил Хмару. Он только поглядывал в его сторону и тихо бормотал:
- Не отвлекайте от мыслей нашего Христа. Молитесь, чтобы он оставался в образе.
Иисус взял чашу с виноградным вином, благословил, поблагодарив Бога Отца за все его милости к роду человеческому, и, подавая ученикам, сказал: «Пейте из нея все, это Моя Кровь Новаго Завета, за вас проливаемая во оставление грехов». Гриша встал и подняв чашу отпил из нее. Он передал вино своему ученику, сидящему слева от него, тот также, сделав глоток, передал ее назад, своему учителю. Христос – Хмара повторил действие с учеником, сидящим справа от него. Все происходило в замедленном темпо-ритме, с акцентами на каждом движении, каждом взгляде.
Все работающие на съемочной площадке боялись нарушить создавшуюся атмосферу. Нечто невообразимо масштабное чувствовалось в происходящем, нечто монументальное. Наступило время перерыва на обед, но Роберт, посовещавшись с операторами, актерами и ассистентами решил не отвлекаться и не нарушать творческий процесс. Незаметно группа подошла к съемкам кадров, в которых Иисус объявит своим апостолам, что среди них есть предатель.
На удивление режиссера эти кадры были сняты в течение двух часов, практически без дублей. Актеры, поняв, что хочет от них Роберт, успели войти в свои роли и безошибочно работали перед камерой. Гриша, находясь в образе, даже и не сразу понял, что съемки были закончены. Он прошелся по пустой площадке, медленно опустился на скамью за столом, на котором все также стоял бокал с вином. Все мысли актера были где-то далеко, в Библейских временах. Кто-то оттуда шептал ему:
«Дети! Уже не долго Мне быть с вами. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас…»
Прожектора и софиты погасли. На площадке воцарился полумрак. Только дежурные лампочки грустно освещали это место, где еще час назад разворачивалась поистине Божественная драма. Гриша сидел за столом, один без своих апостолов. Они пошли отдыхать и, эту ночь ему уготовлено провести одному, одному наедине со своим Отцом!
Глава 11. Моление о чаше
- Роберт, я очень беспокоюсь за Григория. С ним что-то происходит и меня это очень беспокоит, - со слезами на глазах, всхлипывая, прошептала Аста.
Роберт Вине, по своей привычке, прохаживаясь по своему кабинету, остановился и пристально посмотрел на актрису. В руке он держал зажженную сигарету, с которой уже давно надо было сбросить пепел. Он забыл о ней и теперь с испугом наблюдал за расстроившейся великой актрисой.
- Аста, милая, успокойтесь, - наливая женщине в стакан холодной воды, с дрожью в руках, - в полголоса произнес Роберт.
На самом деле Вине сам начал переживать за своего любимого актера. С каждым днем съемок Хмара менялся на глазах. Он часами проводил на пустой площадке в павильоне, ходил то взад, то вперед, что-то бубнил себе под нос. Сначала Роберт внушал себе, что Гриша просто усердно репетирует свою роль, но потом стал побаиваться происходящего с ним. Уж не слишком ли актер вошел в свою роль Спасителя?