После перерыва первые аккорды музыки показались неестественно громкими. Оркестр располагался на возвышении в углу залы, и музыканты старались вовсю. Партнеры плавно поклонились друг другу. Торин улыбнулся Жанне, и их тут же подхватил вихрь нот, радостный и печальный одновременно. Король вел легко, и ей оставалось только следовать за ним, старательно повторяя все движения необычного танца, не похожего на те, что она знала ранее. Темп все ускорялся, и гном закружил ее, сначала отбросив, а потом резко притянув ее к себе, да так, что она чувствовала затылком его горячее дыхание. В этом танце была смелость сражения; неожиданные, резкие движения, вдруг сменявшиеся паузами, странным образом наполняли его чувственным влечением.
У Жанны покраснели щеки и сбилось дыхание — она едва успевала за бешеным ритмом. Торин одной рукой поддерживал ее под спину, на другой нес ее вытянутую руку; в такт музыке он опрокидывал ее назад и тут же поднимал, не отводя от нее горящего взгляда, мимолетно касался ее щекой — и девушку против воли бросало в жар.
Они постоянно соприкасались телами — Торин то приближался к Жанне, то, отшагнув, наклонял ее к себе, так что она пару раз сгибала и высоко поднимала ногу, чтобы просто не упасть на него. Кажется, этого он и добивался! Увлекшись, они пересекали зал наискосок, с множеством поворотов и наклонов; у девушки уже кружилась голова, а Торин только усмехался синими, как яркая зимняя ночь, глазами; пламя факелов отражалось в них неверными золотыми бликами.
«Думаю, станцуй мы нечто подобное у короля Франции, это было бы как удар молнии! А еще верней, меня сразу бы обвинили в колдовстве и сожгли», — восхищенно думала Жанна, считая удары сердца.
Этот танец чем-то напомнил ей их поединки на мечах… Эсгаротцы с удивлением смотрели на странную пару, и краем глаза Жанна поймала недоуменные взгляды Фили и Кили. Видимо, танцы при дворе короля гномов отличались большей сдержанностью.
Музыка притихла и успокоилась. Под неторопливый плавный напев они проплыли по залу, кружась, невесомо скользя по гладкому деревянному полу. Последние тягучие ноты — и Торин с поклоном проводил окончательно задохнувшуюся Жанну к ее месту, притянув к себе напоследок. И усмехнулся, глянув на вытянувшиеся физиономии племянников.
Фили и Кили присели было рядом с Жанной, но то и дело вскакивали со своих мест. До утра они успели и повеселиться вдоволь, и наплясаться до упаду, и наесться досыта. А потом тихо пропали куда-то.
А вот Жанна едва досидела до конца пира. Она почти ничего не ела — кусок не лез ей в горло, танец не шел из головы и непривычно будоражил тело, да в придачу ее беспокоили и смущали взгляды, что то и дело бросал на нее помощник бургомистра.
А думал Бард про них обоих. «Не выйдет разбить такую пару, как бы бургомистр не тужился. Может, подобное счастье осеняло жизнь моего отца, когда он творил?»
В жизни самого Барда не было ничего подобного. Наверное, он просто не умел любить.
Отец всегда говорил, что у него холодное сердце. Да, он не создан для счастья. То ли дело его младший брат, красивый, как мать, увлекающийся и горячий, как отец — вот он достоин радости и любви!.. Светлые волосы, ясный взгляд, мальчишеская улыбка… Хорошо, что бургомистр проявил великодушие и не наказал Альберта за ту глупую выходку, а распорядился сопроводить его в Ривенделл. За одно это Бард обязан служить ему вечно! Жаль, что дороги становятся все опаснее, ведь у него из всей семьи только брат и остался…
***
Бургомистр снова не принял Короля-под-Горой, сославшись на срочные дела…
Жанна сидела на полу, завернувшись в смятую простыню, а Торин, опершись спиной о тяжелое кресло, улыбался ей. Два часа испарились бесследно… Как могло это случиться? Она всего лишь решила дождаться короля гномов в его комнате…
Торин пришел чернее тучи, от всей души ругаясь на кхуздуле, и рухнул в глубокое кресло. Дни проходили за днями, а толку не было! Бургомистр то ссылался на неотложные дела, то просил насладиться гостеприимством Города-На-Воде. От пустой траты драгоценного времени король гномов все больше мрачнел и чуть ли уже не сходил с ума. Девушка очень хотела помочь ему и решилась посвоевольничать — размять затекшие мышцы плеч и шеи.
Почему-то под ее пальцами они совсем не расслабились, а еще больше напряглись, и она не уследила, как за пару секунд переместилась из-за спинки кресла в кольцо его рук. Впрочем, растерянность не помешала ей воспользоваться положением и хоть немного развести черные тучи и черные мысли Торина — она сама обвила руками его шею, подставляя лицо для поцелуя. Жанна понимала, чем могут закончиться эти объятия, страшась и ожидая продолжения. Она принадлежала Торину, как и он — ей, гораздо раньше, чем окончательно поняла это на берегу синей реки. А все остальное… Будь что будет!
Жанна с подозрением посмотрела на дорожку из снятых доспехов, разбросанного оружия, сброшенной впопыхах одежды, простирающейся от кресла к широкому ложу.
Они даже дверь не заперли!
Она помнила дрожь, пробежавшую по телу гнома, его обжигающее дыхание, потемневшие глаза с расширившимися зрачками. Гнев в них медленно сменялся на другое, гораздо более сильное чувство, и безумие синей жаркой волной все-таки накрыло их обоих… Только теперь Жанна не могла и не хотела с ним бороться. Ее внезапно возникший страх сменился отчаянно веселой храбростью.
Что же было потом?
Тепло его рук, от которого срывалось дыхание и плавилась кожа… Она невольно взглянула на себя — ожогов не было. Ощущения явно подводили ее! Вид у нее был такой озадаченный, что Торин, не отводивший от нее взгляда, фыркнул, будто снова прочитал ее мысли. Девушка смутилась. Да, так что же было дальше? Его глаза она видела четко, а все остальное…
Чертик в ее сознании опять грозил пальцем: случившееся должно было быть грязным, болезненным и постыдным, а не таким — чистым, ослепительно прекрасным, абсолютно правильным и единственно возможным для нее…
Но и бесенок пропал наконец… Они вдруг запутались в простынях и, пытаясь выбраться, со смехом упали на пол, все еще не отпуская друг друга. Тут и сидела сейчас Жанна, понемногу приходя в себя и пытаясь обдумать случившееся — их безумный танец пару дней назад и то, что произошло сегодня.
Потрогала языком припухшие губы, оглядела следы железных пальцев гнома на своих плечах и наливающийся синяк на груди. Но она не чувствовала особой боли. Прислушалась к ощущениям внутри себя — хорошо и покойно, и никакого намека на скверну и отвращение, о которой ей все твердили, стоило только задать вопрос о близких отношениях между мужчиной и женщиной. Умиротворенный Торин, сидя напротив, поглядывал на нее и улыбался.
Очевидно, та сиреневая тряпочка еще недавно была ее платьем. И в чем теперь идти обратно?
Вдруг испугавшись, она широко открыла глаза и прижав руки к губам. Свою невинность она всегда считала хорошим знаком, приносящий удачу в бою. И она сама, своей волей лишила отряд благословения высших сил!
Не сдержавшись, Жанна прижалась к гному и зарыдала на его плече. Торин удивленно посмотрел на нее:
— Я обидел тебя?
Она только горестно замотала головой, не в силах вымолвить ни слова. Жанна захлебывалась слезами и никак могла успокоиться. Здравомыслие отказывало ей, утонув в дурных предчувствиях.
Торин понял, как ее ранят мысли о воображаемой вине, и, прижав к себе, легонько гладил по спине кончиками пальцев. Он подумал о том, что неплохо бы до конца похода оставить девушку в Эсгароте, как бы ей ни был противен этот город и этот расклад… Тревога за жизнь Жанны терзала его постоянно.
А ведь именно тревога и беспокойство за неожиданную спутницу пересилили жажду сокровищ и то темное, дурное, неправильное чувство, что иногда поднималось у него в сознании, чему он с трудом противился и чего так опасался.