С самого утра, едва свои, вернее, уже — их — покои покинул Торин, к Жанне с ежедневным визитом зашел важный Оин. Несмотря на все его спокойствие и невозмутимость, Жанна очень стеснялась старого гнома при перевязках. А он остался весьма доволен скоростью заживления ран и ушел быстрее обычного.
Потом ввалились племянники короля, неся полные пригоршни редких здесь свежих фруктов. Розовые полупрозрачные сливы были просто медовыми. Жанна сразу съела несколько, не удержавшись, перемазывая пальцы и закапывая на простыню. Фили поглядывал хитро, но, видимо, держал язык за зубами.
Они тоже ушли довольно быстро. Вернее, ушел Фили, а Кили так и остался у двери в карауле. Потом Фили вернулся, уставший и довольный, но сразу же пропал Кили: не меньше, чем на полдня. Жанна даже думать не хотела, чем они там занимаются.
В обед ее посетил Двалин. Молчал, сжимая кулаки, преисполненный тяжелой мужской злобой. Но девушка знала — злится он не на нее. Похоже, гном был недоволен, что нельзя этого мерзавца убить еще раз. Желательно, голыми руками. Потом печально глянул на Жанну и даже погладил по голове, так что она ощутила себя еще более замученной, чем видела в зеркале. После того вечера на синей реке Двалин стал по-другому относиться к девушке. Более уважительно, что ли. Это ее необычайно радовало. Как-никак, лучший друг ее… хотелось бы думать, короля, а чуть не выскочило: мужчины, мужа. Пусть даже они и не венчаны.
Жанна едва сдержала слезы, проводив Двалина взглядом. К страданиям тела добавились мучения души, жалящие куда больнее.
Хорошо, что осталось два дня. В походе будет не до проявлений чувств, кроме преданности, с ее стороны. И королевской заботы со стороны Торина. Вот именно — королевской, не более того. Ее королю принадлежит все — ее меч, ее жизнь. И ее честь. Незачем мечтать о большем.
Она сама напросилась в поход, потом — повесилась на шею. Порядочные девушки, достойные стать законными женами, так не поступают. Толку от нее чуть… Правда, ее король говорит иное, но разве можно ему верить? В ее прежнем мире близость с королем не была чем-то невозможным. Жанна была достаточно взрослой (не по возрасту, так по знанию жизни), чтобы понимать значение некоторых взглядов и слухов. Но лучшее, что ждало ее — участь любовницы, содержанки. Торин ничего не говорил об их будущем, но обронил невзначай пару фраз о необходимости изучении кхуздула и о свадебных обрядах гномов. Жанна взволновалась — кажется, он уже все основательно продумал и считает ее не своей наложницей, но будущей королевой. Однако Балин рассказывал, что гномы крепко чтут традиции. Жанна же не из королевского рода и даже не гномка. Близость с нею может навредить Торину в глазах подданных, а этого ни в коем случае допустить нельзя.
О чем она только думала!
Так что когда Торин станет истинным Королем-Под-Горой, ей нужно будет поскорее убраться с его глаз. Может, уехать в Ривенделл? Элронд наверняка умеет врачевать и раны сердца. Кили, правда, говорил, что гномы любят лишь однажды. Но то, что чувствует к ней Торин — любовь ли это? Или просто вожделение – как у Фили с Кили, что забавлялись с веселыми эсгаротками? Ах нет, неверно… Кажется, гномы женятся лишь однажды. Что навредит Торину больше — любовь Жанны или ее побег? Она окончательно запуталась, то и дело переходя от счастливого полета мечты к горестным сожалениям и обратно.
Жанна уже успела поругаться с Торином — тот вдруг выдал, что решил оставить ее в Эсгароте! Она ответила полушутя, что пусть тогда гном отведет ее прямиком в дом Барда — для пущей сохранности. Там личная охрана ей будет обеспечена, а с очаровательным первым помощником бургомистра, известным любителем женщин, она как-нибудь договорится. Пара разбитых стульев была вынесена из королевских покоев, но Жанна своего добилась — Торин перестал заговаривать с ней об Эсгароте.
Сразу после ухода Двалина в дверь негромко постучался Балин, испрашивая разрешения войти. Жанна была рада общению, тем более, такому приятному. Старый воин принес книгу с пожеланиями скоротать время… а девушке было стыдно признаться, что не умеет читать: не было случая научиться ни в том мире, ни в этом. Она только поблагодарила от души. Не удержавшись, да и желая поскорее сменить тему разговора, рассказала ему о своем видении короны над головой Барда. Балин по привычке пригладил бороду и, посмурнев, надолго задумался.
— Я не знаю судьбы Айлин. Слухи ходили разные… Говорили, что ей удалось спастись. Говорили и то, что она с ребенком смогла добраться до Эсгарота. Но мы уходили спешно, да и своих бед было по маковку Одинокой Горы. Но знаешь… ведь Бард, и правда, похож на Гириона. Очень похож. Мне казалось тогда, на причале, словно я увидел тень правителя, бывшего моим другом и нашим добрым соседом. Ох, Жанна… Горько все это. Если здесь о его происхождении и его праве на эти земли никто не знает, то лучше никому и не знать.
Балин вздохнул и опять пригладил холеную бороду. Затем, улыбнувшись ласково, спросил, может ли зайти один человек. Чем весьма удивил Жанну. Неужели ее хочет проведать Бард? Но нет…
Незнакомка тихо зашла, сразу извинившись за беспокойство. Назвалась Ингрид и спросила о здоровье. Не таращилась на Жанну с жадным любопытством или снисходительной жалостью, как это делали прочие эсгаротцы. Просто смотрела — внимательно и заботливо, как на сестру. Поправила затейливо переплетенные волосы, потом перекинула тяжелую золотистую косу на грудь, словно неудобно было её носить подобным образом. Смущенно поинтересовалась, не может ли чем-то помочь.
В горле у Жанны предательски запершило.
Глаза у Ингрид были умные и глубокие, в тоже время в них… Жанна затруднилась с определением — в них словно была вера в людей. Странное и нехарактерное сочетание. При тяжелой жизни человек часто доходит до той метки, когда любая доброта гаснет, а доверие оборачивается упреждающим ударом. А эта девушка смогла сочетать в себе знание людей, опыт и веру в лучшее.
Ингрид, не дождавшись ответа, пожелала скорейшего выздоровления и на прощание оставила большое красное яблоко. Жанна порадовалась и задумалась: для нее яблоки в Средиземье обрели особую ценность — их дарили только друзья.
Жанна попросила передать благодарность Барду, зная со слов Торина, как много тот сделал для ее спасения. В ответ гостья коротко вздохнула, как от боли, а Балин с сочувствием погладил ее по руке. Жанна с удивлением смотрела на них. Она много пропустила за время болезни — Балин-то явно опекал Ингрид! Та тепло и немного смущенно улыбнулась Жанне, вызвав ответную улыбку, еще раз извинилась, и гости покинули комнату.
После этого неожиданного визита один за другим у нее побывали все гномы. Каждый старался одарить ее хоть чем-то из своих, не таких уж и великих, запасов, чем растрогали ее до слез… И никто не спросил, почему она так надолго задержалась в покоях Его величества короля Подгорного.
А Жанна, немного отвлекшись, опять погрузилась в тяжкие раздумья. Девушка с золотистыми волосами и нежной улыбкой показалась ей воплощением женственности — заботы, любви, понимания. Так и мнилось, что она держит за руку забавного мальчугана, похожего на папу, обнимающего их обоих.
Неужто трепет Ингрид при упоминании помощника бургомистра и очевидная боль души относились именно к Барду? Знает ли он вообще о ее чувствах? Жанна готова была вскочить на ноги, разыскать его и втолковать некоторые простые вещи. И остановилась. Как она может объяснить что-то кому-то, если запуталась сама.
Под вечер голова стала забиваться еще более странными вопросами. Она не о том печалилась. А может ли быть у нее самой сын? Черноволосый, с глазами отчаянной отцовской синевы…
Жанна убивала не однажды. Не потому, что ей это нравилось — она убивала ради справедливости. Однако убийство остается убийством, оно противоречит не только всем законам Божьим и человеческим, но и самой сути женщины. Жанна впитала в себя всю ненависть того мира и не знала других чувств. Но ненависть только сжигает, здесь же, в этом мире — стоит ли возражать очевидному, таясь от самой себя? — ее любят. Не как святую или великомученицу. Не как наложницу.