Оставив вещи, отряд стал медленно продвигаться внутрь горы, опасаясь возвращения дракона. Но пока все было абсолютно тихо.
— Ты говорил со Смаугом?! Нельзя, ни в коем случае нельзя говорить с драконами — они всеми правдами и неправдами вытянут из тебя все, что им нужно! О чем он тебя спрашивал? — прошептал Балин, обращаясь к хоббиту в мертвой тишине и темноте. — Что ты ему сказал?
— Я? Ничего! — хрюкнул Бильбо в ответ. — Ну, может, про счастливое число, про Озерный город и про бочки…
— Глупец! — Балин редко бушевал, но сейчас руки так и чесались укоротить разговорчивому хоббиту его длинный язык. — Он ведь может полететь в Эсгарот!
Хоббит пристыженно молчал. Ладно хоть сказать успел, что у дракона есть слабое место — выпавший камень под лапой. И, похоже, Роак явно услышал его, улетая.
«А кто бы тут не заговорил? — подумал Бильбо, оправдываясь. — Это не дракон, это хитроглазый золотой змей какой-то…»
Сейчас хозяин уютной норки в Бэг-Энде вспоминал со страхом, что рассказал дракону очень и очень многое — почти все, что случилось с ними за все время их пути. Словно торопясь похвастаться, какой он умный и замечательный. Сначала намеками, а потом…
«Хорошо, что об этом никто никогда не узнает, — тихо думал про себя мистер Бэггинс, — а то бы точно прибили».
Торин промолчал, как и всегда, когда хотел сказать что-то важное, но был слишком разъярен, чтобы сформулировать это вежливо. Его глаза сверкали почти в полной темноте. Наконец, он вымолвил:
— Роак рассказал кое-что важное. Возле главного входа есть ловушка, приготовленная для вражеской армии. Не знаю, почему Трор ее не задействовал. Может и правда, была не готова, — он тяжело вздохнул, опустив голову, — гораздо печальнее предположить, что он был слишком занят спасением Аркенстона. Западню нужно только расширить для дракона, и его завалит камнями. Вначале оглушит, а потом…
Даже во тьме чувствовалось, что Торин улыбнулся.
— Надеюсь, я все-таки взгляну еще раз в эти желтые очи… Дракон давно не отлетал от Одинокой. Пожрет овец и вернется — прямиком в нашу ловушку. Мы не можем допустить второго Дейла!
«О своем спасении надо думать, о доле сокровищ! А не о далеком Озерном Городе, и не о драконовой смерти!» — чуть не вскричал мистер Бэггинс. Мага не было, а упрямый король гномов совершал безумство за безумством…
========== Часть 36. Огонь и вода ==========
Бард, держа Ингрид за руку, в очередной раз спешил на Главный причал.
Они уехали. Ну, почти…
Немногочисленные вещи ждали в лодке. Драгоценный альбом Ингрид оставила в архиве, среди дорогих и важных книг. Они решили, что альбом — часть их жизни в Эсгароте, связанная со слишком болезненными воспоминаниями. Барда он тревожил как невыполненное обещание, а Ингрид — потому, что он тревожил Барда. Зато, если альбом оставить в городе, появляется крохотная надежда, что когда-нибудь по этому замечательному проекту будет построено еще что-нибудь, кроме ратуши.
Отплыть утром не удалось: один отъезжающий так и не пришел, потом в лодке обнаружилась течь. И они просидели весь день в кофейне, любуясь Кружевным мостом…
Столик, за которым они сидели друг напротив друга, был низковат для Барда, и он, слегка ссутулившись, сложил руки на столешницу и наклонился вперед. Зато его лицо стало на одном уровне с лицом Ингрид — а она выпрямилась, грея пальцы о чашку с кофе. Лучи солнца, словно обтекавшие Барда, падали на Ингрид широкими полосами, подсвечивая ее прическу и улыбку.
Помолчали, просто переглядываясь, в который раз вспоминая все, что взято и что оставлено. Послушали немного уже надоевшие песни про сокровища гномов. А потом — заторопились к причалу.
Теперь Бард спешил по узкой дорожке вдоль главного канала, с недоверием поглядывая по сторонам. Что за незадача!.. Сначала рухнул навес, и развешенная для просушки рыба засыпала улицу. Потом доска под каблуком провалилась, и он едва успел удержать равновесие. Еще через пару кварталов, оборвав веревки, свалился ковер, размотавшись полосатой дорожкой обратно к центру города. Затем откуда-то выкатилось яблоко, остановившись прямо перед ними. Бард сердито оглянулся, но никого не увидел. Сам он дважды пропустил знакомый поворот! А ведь помнил наизусть каждый дом в городе и всегда находил дорогу даже вдребезги пьяным, да хоть с закрытыми глазами!
Бард дернул Ингрид себе за спину и, остановившись, подозрительно глянул на вывеску. Но медная надпись «Меха и шкуры» только жалобно заскрипела на ветру, отбросив на них красный блик заходящего солнца.
— Ну не прыгнет же она на нас, дорогой? — улыбнулась Ингрид, поправляя пушистый рыжий мех капюшона. Новая одежда, купленная для дороги, была ей немного непривычна.
— Не знаю. Не уверен, — недовольно ответил Бард.
Он заторопился, решив ни на что более не обращать внимание. Ингрид едва поспевала за его широким шагом.
Чуть не дойдя до причала, Бард внезапно остановился, словно почувствовав чей-то взгляд. Обернулся и замер.
Над островерхими черепичными крышами, словно ранняя звезда в гаснущем небе, выделялась яркая точка. Уже не точка, а луч, становившийся ярче и ярче с каждым вдохом. Он напоминал о чем-то давнем, печальном и жутком, неприятно холодил сердце. Бард прижал встревоженную Ингрид к себе, потом кивнул на лодку и легонько подтолкнул к ней. Проводив взглядом, сам — задержался на деревянных досках причала.
— Золото Одинокой горы! Оно течет к нам!
Люди кричали в восторге, широко разевая рты. Бросали вверх шапки. Это было неправильно, нереально, словно оживало давно ушедшее прошлое… Бард помотал головой, сбрасывая наваждение.
Народ вокруг был сильно подвыпивши, и тем не менее… Устами младенца?
Не может быть! Неужели?..
В его роду эта история передавалась из поколения в поколение, как и у гномов, с ярой, неослабевающей ненавистью, превращаясь в сказание или легенду. Или в вечный кошмар грядущего.
Дед часто рассказывал ее перед сном вместо доброй сказки. Бард не помнил черты его лица, лишь прокуренную трубку в желтых от табака пальцах. Отец же не любил вспоминать историю их потерянной родины. Он недовольно махал руками и тут же открывал окно, но не смел выгнать из детской властного, почитаемого в семье старика.
— Сначала все как обычно — хорошо и спокойно. Лишь желтая тень на горизонте, ее можно принять за что угодно — за яркую звезду, за падающую комету, да просто за странный блик в лазурном небе. Ее можно и вовсе не заметить. Только она уже заметила тебя! Она поднимается от линии горизонта, как ничто и никто в этом подлунном мире, она растет, ширится, рассыпая огненные искры своего великолепия, и ты уже не можешь оторвать от нее взгляда — так она прекрасна в торжестве безумия и смерти. Драконы — они всегда немножко безумны. Кто бы не стал за столько веков убийств и ненависти?
Тут дед всегда умолкал, темнея лицом и собираясь с мыслями. Позже Бард всегда удивлялся, как простой рыбак мог так красиво изъясняться? Но владеть оружием его тоже учил именно дед.
— Все случается в тот самый миг, когда меньше всего этого ждешь, когда ты счастлив и все налаживается. Небеса падают вниз яростным огненным ливнем, и жизнь превращается в смерть. Кажется, будто горит сам воздух, что уж говорить о людях? Ты видел серую пыль на дороге?
В этот момент маленький Бард всегда кивал, с ужасом глядя на сурового деда.
— Это все, что остается от человека. Но Гирион, твой славный предок, сумел спасти много жизней. То была смерть, достойная правителя. Не так уж и страшно умереть за то, что тебе дорого. Но сбереги тебя небо увидеть такое своими глазами…
Бард очнулся от воспоминаний.
Стражники, в растерянности от происходящего, по старой памяти собралась вокруг него.