— А насчет эльфов… Они помогли нам — и я не стану просить их уйти для того лишь, чтобы Торину было удобнее разговаривать. Меня меньше всего заботит его удобство. Мне нет дела ни до его удобства, ни до его гордости! Я имею право на долю сокровищ и не отступлюсь, пока не получу свое, или… — он ухмыльнулся настолько зло, что Жанна похолодела, — или пока гномы не ответят за все, что совершили. Они будут жрать свое золото, раз только оно им важно. Даже не вздумай мешать мне!
Ого! Ненависть, помноженная на боль… Этого Жанна не разглядела с высоких стен Эребора, отгороженного от людей и эльфов лишь синей чистотой Быстротечной.
Жанна вздохнула — всем-то она сегодня мешает… Отступать было поздно, надо идти до конца, а там — будь, что будет! Собравшись с духом, она произнесла:
— Ты и вправду считаешь Торина наследником Смауга? Ты думаешь, он должен отвечать за ту смерть, что он принес вам?
— Ты не видела Эсгарот… — прошептал Бард и тут же возвысил голос: — Ты хоть знаешь, сколько людей погибло там?! И кто именно погиб…
— Я, как никто другой, сочувствую твоему горю. И людям Водного города. Но подумай, разве меньше жителей полегло в Эреборе? А для гномов — это было словно вчера.
Она зябко повела плечами, не отводя взгляда от Барда, который то взрывался от ярости, то замолкал угрюмо. Ей было холодно под меховым плащом. И почему-то стало страшно спросить про нежную золотоволосую красавицу, льнувшую к Барду на разрушенном теперь причале Эсгарота — менее двух недель назад!
Жанна откашлялась и продолжила как можно более спокойно:
— Я не пытаюсь сравнивать, где погибло больше. Каждая жизнь — бесценна. Это ваша общая боль, ваши общие потери. Ведь вы же соседи! Но почему ты считаешь гномов повинными в случившемся? Может, свой дом они тоже сожгли сами?
Бард молчал.
— После разрушения Дейла дракон никуда не делся. Он не был мертв, он просто спал рядом с Эсгаротом. Когда ты хотел бы, чтобы он пробудился — при жизни твоих детей? Внуков?!
— У меня не будет детей! — рявкнул Бард. — Из-за твоих гномов! Моя жена… Моя… Ингрид… при смерти. Даже эльфы ничего… А до остальных мне и дела нет, — добавил он почти спокойно.
— Я сожалею, — обмерев поначалу, осторожно начала Жанна. — я очень сожалею. Ведь я знала… — Бард яростно вскинул голову, и Жанна поспешно поправилась: — Знаю ее! Но… и Барда я знала другого. Тот Бард не сказал бы так. Тот Бард, что спас мне жизнь, кто всегда защищал свой город и свой народ. Зачем тебе эта награда, это золото? Твои люди остались без крова, есть раненые и убитые, а ты — ты! — вымогаешь деньги у Короля-Под-Горой! Достойное занятие для наследника Гириона! Ингрид бы никогда не одоб…
— Хватит! Не смей, не смей даже приносить имя Ингрид! Да что ты понимаешь в этом? Ты — человек, но тебе нет дела до нас. Не обманывайся! Тебя не заботят люди Озерного — ты думаешь только о Торине! Даже сейчас! Может, поговорим лучше о тебе, Жанна? Почему ты на стороне этого гнома? Откуда ты взялась, кто ты такая? Ты носишь кольчугу Ривенделла, меч Мирквуда. Ты — мечница и женщина гнома! Ты — женщина, а война — это дело мужчин!
— Мне — не все равно. Я равно люблю людей Озерного и гномов Эсгарота, но Торин — мой король, и я и есть — его сторона, — Жанна не сдержалась: — Что я в этом понимаю?!
Красная пелена затмила сознание. Вне себя от ярости, Жанна ударила кулаком в кольчужной перчатке по столу, да так, что звон подскочивших и посыпавшихся на пол кубков и тарелок привлёк внимание охраны. Ворвавшись в шатёр, они принялись шарить взглядами в поисках источника шума и опасности. Но только пролитое вино тонкой струйкой тянулось на пол. Бард мотнул головой, и охранников как ветром сдуло. Не удивились присутствию незнакомки в шатре, или вида не показали. Только пожилой воин застыл на пороге. Посмотрел на Барда, а потом все-таки тоже вышел.
Жанна дождалась, пока уберется последний стражник, и продолжила не менее гневно, чем Бард:
— Моя бывшая родина стонала под игом захватчиков, и никто не мог ничего сделать… Мужчины только проигрывали битвы, выставляли требования и вели переговоры! Я жизнь свою положила на то, чтобы заслужить свободу своей стране и корону своему королю! Так что будь со мной повежливее!
Бард, откинувшись на спинку кресла, сложил руки на груди, не собираясь отвечать. Лишь ухмыльнулся ее горячности. Гробовое молчание темным облаком расползалось в шатре. Оба смотрели друг на друга, как тогда, в полутемном зале ратуши.
Что же делать, как достучаться до него? Он упрямый, как и Торин. Какая, к Смаугу, одна двенадцатая? Почему не половина? Явно происки Трандуила, взятая с лесной кроны, ничего не значащая цифра.
А Торин и Бард… Два короля. Один прав, другой нет… Да какая, к оркам собачьим, разница? Нужно что-то делать… И эльфы не уйдут, вершители раздора! А эти двое… Так и будут до последнего орать друг на друга, пока не станет уже слишком поздно, пока не прискачут злобные орки верхом на мерзких варгах и все вокруг не зальется кровью, красной — как и у эльфов, так и у гномов. И у людей… И все погибнут там…
Сердце отчаянно заколотилось.
Но ведь и король гномов иногда прислушивался к ее словам. Надо сказать Барду нужное и вовремя. Оставалось последнее средство, крайне опасное как для Торина, так и для нее. Ведь если все повернется не по-задуманному, Король-под-Горой ее не простит. Она навсегда останется предательницей в его глазах. Правда, если это все-таки произойдет, и прощать-то будет уже некого…
— Ингрид говорила, вы были в Ривенделле, — хмуро начал ее теперешний враг, прервав невеселые мысли.
— Да, это правда, — Жанна на миг закрыла глаза, с болью вспоминая сады Имладриса. Настоящее резко приблизлось, и она не сдержалась: — Что ты хотел узнать про эльфов Последнего Приюта — не придет ли еще одно войско?
Бард вытащил из внутреннего кармана куртки небольшой рисунок и протянул Жанне:
— Мой брат… Он уехал туда около года назад. И с тех пор ни слуху, ни духу. Ни одного письма. Ты не встречала его? Ты бы запомнила Альберта — его все любят, у него доброе…
И остановился. Жанна закусила губы — узнать красивого юношу можно было с большим трудом, но тут уж не ошибешься. И она поняла наконец, чьи глаза напоминали ей глаза Барда.
— Нет. У Элронда — я его не видела…
Воспоминания хлынули горным обвалом… Пещера гоблинов, Торин, бросившийся ей на помощь, замученный до полусмерти пленник, тихий шепот: «убейте меня»…
— Ты… что-то знаешь о нем? — Бард, не сдержавшись, тряхнул ее за плечи: — Жанна, да не молчи же!
— Бард, у меня… у меня дурные вести, — в груди сжималось, и она еле могла говорить. Но и смолчать было невозможно. — Прости. Прости меня, что именно я принесла их тебе. Прости, что не смогла спасти его…
— Нет… Нет! Неправда!..
Словно черный вихрь внезапно возник в центре шатра, на месте Барда. Жанна сама не поняла, как оказалась отброшенной к одной стенке, к другой — полетел стол со всем, что на нем было.
Стража и носу не показывала.
Жанна зажмурилась, обиженный локоть отозвался острой болью, но тут же потеряла дыхание. Бард, яростно дернув ее с земли, подхватил за горло и оттолкнул лишь, когда она, вися в воздухе, начала задыхаться.
— Да говори же! Рассказывай все, как было!
…Бард долго молчал после ее рассказа. Жанна сглотнула, потерла болевшую шею. Осторожно положила ладонь ему на плечо, но Бард тут же сбросил ее.
— Похоже, обещанная бургомистром охрана была никуда не годной. Если вообще была. Судя по времени, брата сразу сцапали эти твари, — пробормотал Бард. — Сколько же времени он пробыл в плену? Альберт! Значит, отдал команду Торин? Он и убил его. И бургомистр. Вы даже не похоронили его!..
«А про гоблинов ты даже не вспомнил, — вздохнула Жанна. — В неудачное время я…»
— Уходи! Убирайся прочь! И скажи спасибо, что я не убил тебя!
Жанна на миг зажмурилась.
— У тебя еще будет такая возможность.
Она развернула тряпицу, и на столе всеми гранями запылал Аркенстон. Жанна, отстегнув Каранлах и вытащив нож, сложила оружие.
— Так говоришь, ты человек? Настоящий мужчина, знающий, что такое война? Воин, готовый на все ради победы. Я знала много таких. Может, заслужишь право так называться? Убей меня, и камень твой. А Трандуил только порадуется своей доле, он ведь его у тебя просил?! И золото даст в обмен — возможно. Ведь для холодного эльфа драгоценные камни превыше всего, и уж точно превыше одной человеческой жизни.