— А что же у короля?
— Он носит graduale, Грааль. В этом не может быть сомнений. Я стоял так близко, что чувствовал запах пота от его рубашки. Это Грааль. На нем три ступеньки справа и две — слева. Верхние на одной высоте, словно перекладина креста. А ступенька под ними расположена справа — для того, кто смотрит.
«Значит, слева для того, кто носит Грааль», — подумал портной, не отрываясь от шитья.
— Расскажи, что ты смог узнать об этих амулетах.
Человек с заговорщицким видом подвинул свой табурет поближе.
— Очень скоро выяснилось, что все эти люди охочи до крепких напитков, тех, что запрещены пророком, — любят их сильнее, чем женщин или музыку. Мы подходили к некоторым, представлялись христианами, которым вино не запрещено, и говорили, что у нас есть запас для причащения. И те, кто покрупнее, были просто сражены, они умоляли дать им вина и совсем не задумывались о Христе. Но один из маленьких сразу сказал, что они раньше тоже были христианами и все знают про мессу и святое вино. Этих мы отвели в сторонку.
— Раньше были христианами? — пробормотал портной. — Значит, теперь они вероотступники?
— Именно так. Но они объяснили, в чем тут дело, насколько их смог понять наш переводчик. Сказали, что раньше все их королевство было христианским, но они с ужасом вспоминают о том, что вытворяла церковь. Некоторые из них были рабами аббатов и епископов, они в доказательство показывали рубцы. Потом их освободил одноглазый король, он обратил всю страну в веру, которую они называют «Путь». Это означает почти то же самое, что и «шариат». Знаки этой веры — амулеты, которые они носят; у каждого из многих богов, в которых они верят, есть свой символ.
— А Грааль?
— Все считают, что это тоже знак бога, но никто точно не знает, что это за бог. Они называют его Ригом; я думаю, это одно из слов для обозначения короля. Оно похоже на наше «rois» и на испанское «reje». Иноземцы утверждают, что больше никто таким амулетом не владеет, кроме нескольких рабов, освобожденных одноглазым, которые носят Грааль в знак благодарности. Если бы одноглазый не носил эту лесенку, ее не было бы и у других.
Оба мужчины погрузились в задумчивое молчание. В конце концов портной, отложив шитье в сторону, неловко поднялся.
— Думаю, брат, можно возвращаться домой. О таких новостях мы должны рассказать. Иноземный король носит амулет, подобный нашему Святому Граалю, только с перевернутыми ступеньками, в знак посвящения царю. Наверняка это должно иметь какой-то смысл.
Его собеседник кивнул с некоторым сомнением:
— По крайней мере, избавимся от вони равнин, снова подышим чистым горным воздухом. И будем просыпаться не от шума мусульманского салата. — Помолчав, он добавил: — Когда маленькие северяне напились, они повторяли снова и снова, что для них этот человек — не просто государь. Его называют единым королем. — Он аккуратно сплюнул в окно. — Кто бы ни был этот человек, он вероотступник и еретик. И все его подданные тоже.
— Для церкви, — кивнул портной. — Как и мы.
Бранд с удовлетворенным вздохом привалился спиной к стене. Его давно не покидала уверенность, что англичане все-таки ухитрились найти источник крепких напитков. Но каждый раз, когда он пытался вытянуть правду из какого-нибудь коротышки, тот напускал на себя невинный вид и смотрел ясными глазами. Наконец, спрятав гордость в карман, Бранд обратился к Квикке и Озмоду, попросив их как старых товарищей, гостивших у него на Храфнси и плававших на одном корабле с ним, посвятить его в тайну.
— Ладно, но чтобы больше никому! — сказал наконец Квикка.
— Можешь захватить Скальдфинна, — разрешил Озмод. — Мы почти не понимаем здешней речи, авось он сумеет объясниться получше нашего.
Местные жители ловко вывели их из толпы зевак, расходящихся после полета, и сопроводили в обшарпанную комнатку: там подавали отличное красное вино — отличное, насколько мог судить Бранд, который на своем веку не пил вина и десятка раз. Он осушил пинтовую кружку и передал ее за добавкой, удивляясь, почему никто даже не заикается о деньгах.
— Разве ты не должен смотреть за жрицей? — поинтересовался Квикка.
Скальдфинн рассердился:
— Не называй ее так. Она лишь называет себя жрицей, а на самом деле ее никто не посвящал.
Бранд огляделся, словно недоумевая, почему рядом нет Свандис.
— Вроде должен, — пробормотал он. — Но как ни гляну на нее, мороз по коже. Дочь Ивара Бескостного! Я знал о ее существовании, много слухов ходило. Но надеялся, что вся семейка изничтожена, никаких корешков не осталось.