— Конюха.
— О как… Я же его вчера только видел. Что он натворил? Не уж то за то, что я вчера на королевской кобыле уехал?! — шут не на шутку распереживался. — Я отговорю хозяина, он отходчивый. Назначит ударов десять плетью и все.
Даниэль оторвал взгляд от часов и посмотрел на Прохора.
— Вот живешь в замке, а ничего не знаешь. Нельзя его помиловать. Ты его жену видел?
— Ну… — замялся шут, показывая руками воображаемую женскую грудь величиной с тыкву.
— Во-во! Конюх-то мужик не особо видный, вот и таскалась его баба к другим. Думала, тот не знает. Ан нет! Пронюхал он про это и знаешь, чего учудил? — Прохор помотал головой. — Второго дня покрутил ее, как лошадь, на колбасу. Позвал всех любовников своей жены на ужин и скормил им ее. Представляешь?!
— Какая отвратительная история! — шута передернуло. — А как узнали-то про все это?
Даниэль вздохнул.
— Да сам вчера пришел в кабак, надрался до поросячьего визга и во всем признался. Мужики его скрутили и в тюрьму отвели, предварительно хорошенько начистив рыло. Еле в дверь прошел. Жалко бабу…
— Да уж… — потер подбородок Прохор. Кому как не ему знать гулящую натуру жены конюха. Он сам нет-нет да встречался с ней у реки в зарослях камыша под раскидистой ивой. Но об этом никто не знал, а если бы и выведали, то какой с безумца спрос? Он дурак, не соображает, что делает. Хорошо, что с конюхом в друзьях не ходил! — Ладно, пойду-ка я. Скоро король проснется.
— Давай, — махнул Даниэль, забираясь на повозку. — Мне еще трое часов повесить надо, а ты подумай на счет моего самоката. Тебе почти задаром сделаю.
Шут усмехнулся, сверил время своих часов с теми, что теперь имелись на площади, и быстрым шагом направился в сторону королевского замка.
Его Величество король Генрих проснулся в хорошем расположении духа. Он сладко потянулся до хруста костей, надел корону, что лежала на стуле, стоявшем возле огромной кровати, и скинул ноги на пол. Большой ворс иноземного ковра, купленный за огромные деньги в соседнем королевстве, приятно щекотал ступни, от чего царственная особа закатила глаза и заулыбалась.
Солнце уже поднялось над городом и теперь светило в окно государя, приятно припекая. Генрих встал и принялся мерить опочивальню шагами, насвистывая свою любимую песенку про изобретателя пропеллера. Посмотрев в окно, король подошел к умывальнику, повернул ручку крана и стоял так минуты две, ожидая, что, наконец-то, пойдет вода, но чуда не произошло.
— Он у меня дождется! — топнул ногой сюзерен и дернул за шнурок у кровати, вызывая слугу. Тот явился через мгновение, потирая заспанное лицо и поправляя помятую ливрею. — Готовь ванну, я умываться желаю. Буду через… Скоро спущусь.
Король не стал уточнять время, ибо придворные слуги были туговаты в науках, и объяснять им, что такое минуты, только трепать себе нервы, тем более, что и сам толком не разобрался.
— Какие масла лить, сир? — поинтересовался старик.
— Да ну к лешему! — отмахнулся Генрих. — У меня после них аллергия и прыщи на… Где не надо. Иди уже! И передай королеве, чтобы к восьми часам соизволила явиться к завтраку, и шута моего предупреди, если тот вернулся, а то я скучать начал без него.
Старик, не смотря на почтенный возраст, помчался выполнять поручения, и уже через полчаса король принимал ванну, под которой теплилось пламя небольшого костра, что подогревал воду. Молодые служанки поливали сюзерена душистыми травяными настоями, безвредными для дряблого организма и терли конопляными мочалками. Сюзерен похрюкивал от удовольствия и краем глаза посматривал на свою супругу, которая нежилась в ванной напротив.
Стоит заметить, что королева была моложе своего венценосного спутника жизни ровно втрое. Этот факт порождал множество слухов, которые Генрих тут же пресекал. Тело главной леди растирали молодые мускулистые слуги-мужчины, что заставляло Генриха недовольно хмуриться время от времени.
— Изольда, — сюзерен сплюнул попавшую в рот мыльную воду, — вам передали, что я жду вас к завтраку ровно в восемь?
— Передали, Ваше Величество… — томно ответила та и тяжело вздохнула.
— Почему вы не явились ночью в мои покои? Где вы были? — король дал знак слугам, и те стали дуть в длинные тонкие трубки, заставляя воду пузыриться.
Первая Дама государства вылезла из ванной, и пенные струи потекли с ее упругого тела на мраморный пол. Она щелкнула пальцами, и ее тут же укутали в большое полотенце.
— Потому как я зачиталась у себя в покоях и заснула.
— Да? — Генрих тоже закончил водные процедуры. — Но я слышал через стену какие-то стоны!
— Видимо кошмар приснился, — спокойно ответила Изольда.
— Сколько раз тебе говорить, чтобы не читала на ночь всякие пасквили! — покачал головой сюзерен. — Кто-нибудь скажет мне, приехал мой шут или нет?!
— Да приехал он… — Королева вздохнула и в сопровождении слуг покинула ванную комнату, оставив драгоценного супруга во власти миловидных дев. — Я буду в обеденной зале к восьми и будь так добр, давай, поедим в тишине, без этих твоих песнопений, — Она послала воздушный поцелуй и скрылась из виду за тяжелыми дверями.
Изольда не любила придворных музыкантов. Нет, не за их песни, которые ей тоже не очень-то и нравились, а из-за внешнего вида. Те больше походили на лесных разбойников, нежели на королевских служак. Но, с другой стороны, они же работали в замке за кров и еду, которыми платил король за их выступления. Где взять денег на хорошую одежду? В остальное время артисты работали в таверне «Три поросенка», где развлекали публику своими песнями. Там им перепадали гроши, которые тратились на новые инструменты и леший знает на что еще. Каждое утро музыканты играли в Обеденной зале, пока Государь вкушал пищу, и королева всегда смиренно терпела их присутствие. Генрих загрустил и задумчиво произнес:
— По всей видимости, трапеза обещает быть скучной. Главное, продержаться до обеда, там казнь. Хоть какое-то разнообразие, — Король закутался в халат и отправился в свои покои готовиться к завтраку.
Как и предполагал король, без музыкантов пища не жевалась и не глоталась. На другом конце длинного стола королева вкушала утиные яйца, фаршированные креветками, явно наслаждаясь едой и царящей тишиной. А вот сюзерену, наоборот, кусок не лез в горло. Слуги стояли в стороне от своих хозяев и глотали слюни, глядя на уставленный яствами стол. Неожиданно петли массивных позолоченных створ скрипнули, и в обеденную залу вошел любимый шут короля. Он гордо вышагивал по мраморному полу, звеня бубенцами на своем колпаке.
— Ну наконец-то! — всплеснул руками сюзерен.
Прохор подошел к хозяину.
— Ваше Величество… — и низко поклонился. Затем кивнул государыне. — Ваше Высочество…
— Ну, рассказывай, как обстоят дела с этим сумасшедшим стариком в той деревне.
Королева нарочито громко бряцнула вилкой о тарелку, чтобы на нее обратили внимание.
— Самое время для таких разговоров! Ничего, что я ем?! Повременить нельзя?
— Дорогая, просто не слушай, — ответил король и протянул шуту кубок с вином. — Не томи.
Тот залпом выпил терпкий хмельной напиток, поставил посуду и сел на стул рядом с государем.
— Ой, Онри… — махнул рукой придворный болтун. — Это что-то с чем-то! Театр и хранцузы! Разобрался я со стариком. Хорошо, что взял с собой солдат, а то бы не сдобровать мне было. Им, правда, досталось хорошенько, но я все уладил. Твой летописец все занес в книгу хроник, но вкратце скажу — история достойна песни, честное слово!
К королю тут же вернулся аппетит, и величество впился зубами в запеченную с яблоками утку, обильно запивая ее вином. Прохор то и дело прикладывался то к тарелке с виноградной гроздью, то к блюду с клубникой, украдкой поглядывая на королеву, которая делала вид, что разговор ее абсолютно не интересует.