Смех и соленые шуточки начали долетать до меня издалека. Я порадовался: пока мы с де Бетюном терзаемся постоянными заботами, настроение жандармов остается на высоте.
Я застал их за игрой в кости на пятачке утоптанной земли, очищенной от сена. Меня позабавило то, что рядом с Рисом на корточках разместился один из послушников, увлеченно наблюдавший за превратностями игры. Это был крепкий парень с густой копной волос, который помогал с сельскохозяйственными работами. Я не раз видел его в сарае. Судя по юному лицу, я дал бы ему лет четырнадцать или пятнадцать. В памяти всплыл зарезанный в Удине мальчишка, и во мне всколыхнулось чувство вины.
– Шестерка! – воскликнул Лысый Жан, один из старших по возрасту жандармов, и победно вскинул кулаки. – Я победил!
– Нет, у тебя пять, – сказал послушник на вполне сносном французском. – Смотри, кость перекатилась.
Рис и остальные прятали усмешки, пока Жан протестовал.
– Там было шесть, вы все видели! – кричал он. – Кость перевернулась, потому что этот чертов пол неровный.
– Ага, но тебе, Жан, прекрасно известно, что очки считаются только после того, как кость остановится, – сказал Рис, хмыкнув. – Мы договорились об этом с самого начала.
– А значит, выиграл я!
Лицо послушника расплылось в широкой улыбке. Рис хлопнул его по плечу. Жан хмурился и ворчал, пока остальные жандармы корили его за попытку сжульничать.
Я шагнул через порог, и веселье замерло.
– Разве братьям дозволяются азартные игры?
Послушник повернулся ко мне и побледнел.
– Добрый сэр, прошу вас, не говорите никому. Это в первый раз…
– Не нужно лгать, – возразил я, стараясь говорить мягко. – Мне нет дела до того, играешь ты в кости или нет.
– Спасибо, сэр! Спасибо!
Я усмехнулся про себя: выказывая раскаяние, он на удивление проворно сгреб выигрыш.
Рис вскочил на ноги и подошел ко мне:
– Как там король?
– Он спит. – Я рассказал Рису о приезде чиновника Мейнарда и Мехового Плаща, добавив: – Я им не доверяю. Они могут оставить дозорных, чтобы следить за монастырем, или допросят монахов, которые рискнут выйти за стены.
Снедаемый беспокойством, я оглядывал близлежащие поля и лесистые склоны за ними.
Рис сразу меня понял.
– Хотите, чтобы я проверил?
– Да. Ты и другие. Если монахи спросят, скажите, что идете на охоту.
Рис кивнул:
– Бертольф поможет. Он утверждает, что знает все тропки и дорожки как свои пять пальцев.
– Бертольф – это послушник? – спросил я, поглядев на парня, который снова принялся с жаром резаться в кости.
– Да.
– Откуда он знает французский?
– Научился у одного старого монаха из Нормандии. Говорит, что ему нравятся языки. Если бы не тот монах, Бертольф давно ушел бы из монастыря. Ему не очень-то по душе молитвы. И он расспрашивает про публичные дома на Сицилии и в Утремере, – судя по всему, целомудрие его тоже не привлекает.
Рис едва удерживался от смеха.
– Может, уговорим его примкнуть к нам? – осведомился я. – Когда будем проезжать через города, нам не помешает второй человек, разумеющий по-немецки, очень.
– Стоит только намекнуть, как он намертво вцепится в меня. Я спрошу у него, пока мы будем обыскивать лес.
Довольный, я велел Рису доложить обо всем по возвращении и пошел к королю.
Только что опустились сумерки, и в дормитории стало темно. Сальные свечи, расставленные вокруг королевской кровати, прогоняли тени, пламя в очаге лучилось теплым оранжевым светом. Я примостился на стуле рядом с Ричардом и смотрел, как он спит. Вернувшись из сенного сарая, я сменил де Бетюна. Король ненадолго проснулся и сказал, что я сделал правильно, отрядив Риса на разведку.
– Хороший он парень, твой оруженосец, – прохрипел Ричард.
– Воистину так, сир.
Я и без того знал, что король высоко ценит его, но слышать похвалу из уст Ричарда было вдвойне приятно. Мне стало грустно при мысли, что мнение государя наверняка изменится, узнай он о причастности Риса к совершенному мной убийству Гая Фиц-Алдельма, брата Роберта. Если Роберту удастся когда-нибудь уличить меня, Рису тоже придется держать ответ.
Доски пола скрипнули. Я обернулся и увидел, что Рис стоит на пороге, не решаясь войти.
– Он вернулся, сир, – сказал я.
Ричард приподнялся на локте, на его исхудавшем лице проступило любопытство.
– Пригласи его сюда. Я хочу знать, что он видел.
Я махнул рукой, Рис подошел и опустился на колено:
– Сир.
– Ты продрог, – сказал король, заметив, как и я, что щеки валлийца раскраснелись, а руки побелели.
Он велел Рису пойти к очагу и отогреться. Тот стал отнекиваться, но в душе был благодарен. Меня наполнило восхищение. Несмотря на болезнь, Ричард не утратил дара располагать к себе людей.