Просто невероятно, что король выдержал это. Думаю, только сила воли помогла ему преодолеть болезнь и взнуздать истерзанное лихорадкой тело. За все надо платить: он стал не похож сам на себя. Тень прежнего короля, он без жалоб садился в седло, когда нужно было ехать. Ел, когда я выдавал ему порцию из наших скудных припасов, пил из протянутой мной фляги, ложился отдохнуть, следуя моему примеру. Но говорил он, только если к нему обращались, и отвечал при этом односложно. Ричард сидел в седле, сгорбившись, словно старик, закутавшись в плащ, мертвой хваткой держа поводья. Ему не было дела до окружавшей нас местности. На ровных участках дороги, где ехать было легче, он засыпал на скаку.
Беспокойство за его здоровье, более того – за его жизнь не оставляло меня ни на минуту, но о жалости к себе приходилось забыть. Остановившись или вернувшись, мы бы сделали только хуже, стали бы пленниками, разделив судьбу де Бетюна, Риса и остальных. Нужно было ехать дальше и молиться в надежде, что мы оторвемся от погони, а крепкое сложение короля поможет ему перенести испытания.
Когда дорога была достаточно широкой, мы с Гийомом скакали по обе стороны от Ричарда, готовые подхватить его, если он начнет падать. Я ухаживал за ним, как нянька: помогал сходить с седла, кормил с ложечки, поддерживал кубок, когда он пил. Укутывал его в одеяло, нежно, словно родное дитя, и сидел рядом долгое время после того, как король засыпал. Порой я уступал Гийому, твердо настаивавшему, что обязанности часового следует исполнять по очереди, и ложился, но отдых мой всегда был тревожным и не придавал сил.
Мы проехали мимо замка Форхенштейн, обогнули город Ноймаркт, направились на северо-запад, вокруг Тойфенбаха, к броду через реку Мур, а затем к еще одной переправе через этот поток, гораздо более сложной, расположенной напротив святилища Марии Магдалины. Спасая Ричарда от падения, я сам свалился в воду и остаток пути проделал, держась за хвост лошади. Мы зашли в церковь, чтобы вознести благодарность Богу. К счастью, в храме было пусто, и я, с посиневшими губами и стучащими зубами, смог переодеться в сухое. Мы вошли в долину Мюрц, проехали через Юденберг, город евреев, и оказались на широкой равнине, заканчивающейся продолжительным крутым спуском. Мы натянули поводья, уставшие до бесчувствия, оголодавшие и, осмелюсь добавить, близкие к отчаянию.
Только Господь ведал, сколько мы могли продержаться. Еще один такой день, и каждый из нас полностью лишится сил, думал я. Глядя, словно в забытьи, на город внизу, приютившийся у широкой реки, я мечтал лишь об одном: улечься на промерзшую землю и проспать целый месяц.
Молчание нарушил Гийом.
– Где мы? – спросил он потрескавшимися, обветренными губами.
Я вернулся к действительности, но мозг мой затуманился от усталости.
– Понятия не имею.
Ричард ничего не сказал, будучи в полудреме. Гийом посмотрел на Бертольфа.
– А ты знаешь?
– Судя по ширине реки, это Дунай.
– И получается, что город – это…
Я не отважился произнести название вслух.
– Вена, сэр. Так мне кажется.
Гийом усмехнулся мне; я кое-как заставил себя улыбнуться в ответ. Мы пока что не избегли опасности, однако сделали много.
– И как далеко отсюда до границы с Моравией? – спросил Гийом.
Правитель Моравии Владислав не числился среди друзей Генриха или Леопольда.
– Если это Вена, сэр, – отозвался Бертольф, – меньше пятидесяти миль. По крайней мере, так говорят.
– Пятьдесят миль?
Услышав голос Ричарда, мы с Гийомом вздрогнули и посмотрели на короля.
– Да, сир, – ответил я, ободренный его ясным взглядом. С Божьей помощью лихорадка отступает, решил я.
– Мы доберемся до нее к завтрашнему вечеру, наверняка, – заявил король. Затем он покачнулся и упал бы, не успей Гийом подвести коня и подхватить его.
Последние мои сомнения насчет поисков приюта на ночь отпали. Гийом, поддерживавший государя, тоже это понимал.