- Хорошо. Но тебе действительно нужно перестать постоянно называть меня красавицей. Я и так достаточно тщеславна.
- Тогда я перестану говорить, - пообещал он. - Но думать не перестану.
- Ты красавец. - Она скрестила руки на груди. - Ты любого заставишь краснеть, и мужчину, и женщину.
- Ты перестанешь так думать, как только познакомишься с le prêtre. Он утирает нос всем мужчинам.
- Кто? Ох, священник? Он настолько горячий?
- Даже ты поддашься искушению.
Сэм пристально посмотрела на него, и он боялся, что она задаст вопрос, на который ему не хотелось отвечать.
- Что в коробке? - спросил он, прежде чем Сэм успела задать свой вопрос.
- Подарок для тебя, - ответила она. – В благодарность за эту работу.
- Ты не должна мне никаких подарков. Все, что ты сделала для меня, было подарком.
- Тогда ладно. - Она подняла коробку. - Оставлю их себе.
- Я не говорил, что ты можешь сделать это. - Он забрал у нее коробку. - Мое.
Он снял крышку и внутри обнаружил пару черных сапог до колен, блестящих кожаных, начищенных до блеска.
- Ты не можешь носить такой костюм без сапог. Я потрудилась и нашла для тебя самую идеальную пару. И, кстати, у тебя огромные ноги.
- Для мужчины у меня нормальные ноги. Если хочешь увидеть что-то огромное, тебе стоит взглянуть на...
- Твое эго?
- Exactement.
- Ты когда-нибудь носил сапоги для верховой езды? - спросила она, доставая сапоги из коробки.
- Я не езжу верхом. Во всяком случае, не на лошадях.
- Ну, эти похожи на гессенские. Они особенные, и к ним нужно немного привыкнуть. Тебе не нужно застегивать их, или шнуровать, или засовывать ноги в них как в ковбойские. Ты должен натягивать их. Хотя, как только поносишь пару несколько дней, они будут ощущаться как вторая кожа.
Сэм опустилась на колени перед ним.
- Что ты делаешь на полу? На тебе фрак.
- С вашего дозволения, милорд, - произнесла она, улыбаясь ему. - Считайте меня своим камердинером.
- Сколько любовных романов ты прочитала в детстве?
- Сотни, - ответила она. - Это единственный жанр книг, которые мама хранила в доме. Она прятала их от отца тщательнее, чем от меня.
- Ты впервые упомянула о своей семье, не поморщившись.
- Мы больше не близки, - сказала она, улыбаясь Кингсли. – Им не нужна такая дочь, как я.
- Если однажды у меня будет дочь, надеюсь, она будет похожа на тебя.
Сэм моргнула, словно невидимая рука ударила ее.
- Что? - спросил он, прищурившись на нее.
- Ничего. - Она взяла его лодыжку в руку. - Никто никогда не говорил мне такие вещи.
- Я больше никогда не скажу, - пообещал он.
- Хорошо. А теперь, толкай так далеко, как пойдет.
Кингсли уставился на нее.
- Свою ступню, - добавила она. - Толкай ступню.
- Ты извращеннее, чем я думал.
Кингсли толкнул. Сэм взяла две изогнутых палочки и просунула их в небольшие отверстия внутри верхней части сапога.
- Встань и протолкни ноги дальше, а я буду подтягивать. - Он встал. Она потянула. Сапог был надет. - Хорошо, еще один раз.
Тридцать секунд толкания, натягивания и поправления брюк, но затем все было готово, и Сэм, все еще на полу, села на пятки и осмотрела его с головы до ног.
- Черт подери, - сказала она.
- Хороший «черт подери»? - уточнил он.
- Самый лучший «черт подери».
Он протянул руку и помог ей встать. Взяв его за руку, она потащила его к зеркалу.
- Вот теперь это грандиозное зрелище. - Сэм прислонилась к нему, и они стояли плечом к плечу - его плечо было выше ее всего на четыре дюйма.
Кингсли притянул ее перед собой, его рука обвила ее грудь, словно щит над сердцем. Она уперлась подбородком на его предплечье, тонкий жест женского подчинения вызвал в нем прилив собственнического чувства.
- Это еще более грандиозное зрелище.
- Я чертовски хорошо выгляжу в смокинге.
Кингсли улыбнулся, но промолчал. Он действительно считал, что образ Сэм в его объятиях был лучшим зрелищем. Должно быть, она не поняла. Или, возможно, поняла и не согласилась.
- Мне нравятся сапоги, - ответил он, отпустив ее, пока не слишком привык обнимать ее.
- Мне нет.
- Нет?
- Я обожаю сапоги. Я хочу, чтобы ты носил их каждый божий день, пока они не станут частью тебя.
- Хорошо, - пообещал он. Это было просто, поскольку они были подарком от нее. Они уже стали частью его.
- Я буду помогать тебе надевать их каждое утро. Это будет наш ритуал. Я буду помогать надевать сапоги, а ты будешь отдавать приказы на день. Затем будем пить кофе и пытаться выяснить, кого шантажировать следующим.
- Похоже на рай. - Лицо Сэм будет первым, которое он будет видеть по утрам? К этому он мог привыкнуть.
Из-за двери его спальни донесся смех. Кто-то где-то в доме, Блейз, судя по смеху, звала его.
- Начинаем вечеринку, - заметила Сэм. – Повеселись и перетрахай половину гостей.
- Чем собираешься заняться? - поинтересовался он, когда они выходили из его спальни.
- Перетрахаю вторую половину.
К тому времени, как они с Сэм спустились на первый этаж, дом был почти полон. Тридцать минут спустя у них был полный дом и еще немного. Сэм мастерски справилась с едой и вином, особенно учитывая, сколько времени у нее было. Очевидно, проработав барменом шесть лет, она обзавелась контактами с самыми лучшими людьми в этом бизнесе. Они ели. Они пили. Они смеялись.
И, безусловно, они трахались.
Только не Кингсли. Он ходил из комнаты в комнату с бокалом вина в руке. Две недели он воздерживался от секса. Ему хотелось, чтобы его первая трапеза была пиром, а не закуской. Он хотел кого-то восхитительного, сочного, аппетитного...
Вошел Сорен.
Кингсли закатил глаза.
- Только не ты, - сказал он ему.
- И тебе здравствуй, - ответил Сорен, рассматривая его. - Я здесь пять секунд, а ты уже злишься на меня.
- Да, - не стал отрицать Кингсли. - Я пытаюсь выбрать кого-нибудь, чтобы трахнуть, а ты загораживаешь мне обзор.
- Прости. Я и понятия не имел, что ты здесь рыщешь.
- Когда же я не рыщу? - Он протянул Сорену бокал шираза с проносимого мимо подноса. Сорен часто был в своей клерике, когда приходил к нему, но сегодня он был инкогнито, черные брюки и черный пиджак, но белая рубашка. - Не могу поверить, что ты пришел.
- Я и не собирался.
- Что заставило тебя передумать?
Сорен потянулся в карман пиджака и достал конверт.
- Это.
Он отдал его Кингсли, который сразу же его вскрыл.
Тот нашел мини-кассету внутри.
- Черт, - сказал Кингсли.
- Ее доставили в церковь два часа назад. Я прослушал ее. - Сорен заговорил по-французски, что было мудрым решением, учитывая то, что они окружены толпой. – Кажется, ты признался в том, что спал с моей Элеонор. Довольно впечатляющая уловка, поскольку ты даже не знаком с ней.
- Я солгал, потому что...
- Я знаю, почему ты солгал, и ценю это. Но, очевидно, кто-то не оценил.
- Я разберусь, - пообещал Кингсли и забрал у него кассету.
- Мне стоит об этом волноваться?
- Non, - ответил Кингсли. - Это моя проблема, не твоя.
- Знаешь, кто его прислал?
Кингсли покачал головой. - Я говорил с мужчиной на записи - Робертом Диксоном. Он клянется, что это не он. Я верю ему, но он не говорит мне всего. Он признался, что записывал нас, но говорит, что записывает все из-за своей паранойи.
- Ты сообщишь мне, если ситуация выйдет из-под контроля?
- Она не выйдет из-под контроля, - уверенно произнес Кингсли. - Но на всякий случай...
- Что?
- Собери чемодан для Дании.
Серен начал что-то говорить, но Сэм выбрала неподходящий момент, чтобы прервать его.
- Это он? - поинтересовалась Сэм. Даже без колоратки Сорен источал ауру священника. Неудивительно, что Сэм узнала его без представления. - Я Сэм. А вы, должно быть, наш Отец, Живущий В Коннектикуте.